— Нет, мужики, не могу! Я подписку давал, — в третий раз отбивался от своих сослуживцев Юрка Дымов, — и не просите... Гера, плесни...
Герман, возбуждённый получасовым допросом своего товарища, подрагивающими руками наполнил его охотничью стопку грузинским коньяком. Собутыльники оживились. В кабинете ближе к десяти вечера сидело четверо оперработников, все в звании капитанов, трое из которых — Юрка, Герман Потскоптенко и Генка Легостаев — каких-то пять лет назад учились на одном факультете Электротехнического института города N-ска. Четвёртым был Славка Затулин — потомственный чекист, года на три старше их по возрасту, окончивший истфак в Педагогическом, — неискоренимый романтик и приторно-сентиментальный молодой человек. Дверь кабинета был закрыта изнутри на ключ. На стене сетевой радиоприёмник передавал концерт по заявкам, внося сумятицу в общение. Бывшие однокурсники держали удар за ударом в отличие от чувствительного Славки, который на третьей стопке скис и по мере набора градуса периодически выпадал из темы.
Вот опять он закрутил свою нудную шарманку:
— Она кричала?
— Кто? — не понял допрашиваемый.
— Ну, дочка... как его... — Амина!
— Не знаю... я не слышал. Я её увидел только, когда стрельба закончилась и наши начали выносить трупы. Девчонка был жива, лежала на носилках...
— Юрка! Ты это уже рассказывал, — встрял Генка, поправляя сбившуюся чёлку своих красивых, цвета воронова крыла волос с «фирменной» белой прядью. — Ты ей ещё колено прострелил.
— Да не я! Я лежал под диваном и бил по всем, кто заглядывал в комнату. Женщин среди них не было!
— А как ты определял, где свои, а где чужие? — перехватил инициативу Герман.
— По обувке. Наши-то все в кроссовках были и спецформе, пошили накануне... Цвет ещё такой — песочно-кремовый.
— Как же ты под диваном оказался?
— Со страху. Вбежал в проходную комнату, а тут давай все ломиться... Двоих уложил. Третий с гранатомётом влетел. И его тоже... А он, подлюка, успел на курок нажать. Выстрел ушёл в другую комнату, а самого нафара взрывной волной — в дверь напротив. Так он с дверью и вылетел.
— Нафар — это афганца так звали? — полюбопытствовал гуманист Слава.
— Славка, заткнись, не перебивай, — зашипел Легостаев.
— Нет, нафар — это по-ихнему «человек»...
— Так это ты — человека... значит, того!?.. — в ужасе отшатнулся Славка.
Лицо Дымова перекосила досада. Герман и Генка угрожающе зашипели.
— Там людей не осталось, — взяв себя в руки, оправдывался ветеран, — одни д`ухи!
— А эти кто такие? — не унимался сентиментальный коллега.
— Враги! — обиженно выдохнул рассказчик. — «Душманы» по-ихнему. Духи, понимаешь! Духи!.. — И, уже запутавшись в собственных объяснениях, добавил: — Мы их «духами» для краткости... понял?