Джалил Мамедгулузаде
Соловьи поэзии
О, да! О, да! Гляди как эта женщина идет!
Гляди, гляди, как эта женщина бредет!
Из уроков, которые преподаются в наших литературных кузницах
- Братец Молла, зайди как-нибудь ко мне!
Приглашал меня к себе один из старых моих друзей, но называть здесь его имя я не считаю нужным.
Встретив меня еще раз-другой на улице, друг мой повторил свое приглашение, и вот однажды вечером я зашел к нему.
Дома были сам хозяин, его жена... ханум (имени ее не называю) и еще старший их сын, учащийся техникума.
Когда я вошел, все они встали.
- Добро пожаловать, добрый вечер, прошу садиться!
- Благодарю покорно!..
Я сел. Ханум вышла. В комнате, где мы сидели, стоял у передней стены красивый книжный шкаф. В верхней его части красовалась табличка, на которой изящным почерком было выведено арабскими буквами: "Энадили шер", что означает: "Соловьи поэзии".
Говоря по справедливости, этот шкаф вполне был достоин своего хозяина, потому что этот самый мой друг по праву вхо-дит в число ревнителей нашего просвещения и культуры.
Книги, аккуратно расставленные за стеклами шкафа, не-двусмысленно говорили:
- Это мы и есть соловьи поэзии!.. Я встал, подошел к шкафу и остановился перед ним. Поднялся и хозяин дома, достал из кармана ключ и, подой-дя, открыл дверку шкафа. Потом повернулся ко мне.
- Видишь? - спросил он.
- Вижу, - ответил я.
Тут подошел и сын моего друга. Я протянул руку, чтобы взять одну из книг и посмотреть.
Хозяин дома отвел мою руку и извинился:
- Братец Молла, я готов умереть за тебя, но погоди! Я немного удивился, но он мне сказал:
- Я готов все эти книги выложить сейчас перед тобой, но не в этом дело. Я хочу сообщить тебе нечто очень важное, за тем я и позвал тебя сюда.
- А что именно? - спросил я.
- Я достал две редкостные книги, но пока ты не наградишь меня, я их тебе не покажу!
Сын его громко расхохотался и повернулся ко мне:
- Ну как, дядя Молла, попали в историю?
- Я обязуюсь наградить тебя, - сказал я хозяину, - но и ты должен доказать, что приобретенные тобою книги дейст-вительно стоят награды.
Друг мой закурил и повернулся к столу, чтобы положить спичку в пепельницу. В это время я опять хотел было протя-нуть руку к шкафу, но друг мой поспел вовремя:
- Убей меня, но постой, потерпи! Клянусь твоей головой, пока не получу награды, не дам дотронуться до книг.
Я промолчал, но сын хозяина, кажется, пожалел меня и об-ратился к отцу:
- Отец, ради аллаха, не мучай дядю Моллу, покажи ему свои новые книги!
Друг мой снова посмотрел на меня, потом, щуря глаза от едкого табачного дыма, протянул руку, снял с верхней полки какую-то книгу в ветхом переплете и подержал передо мной. Я взял посмотреть, что за книга.
Она была написана от руки и было похоже, что ее отпечата-ли в прошлые века на литографском камне. Я перелистал не-сколько страниц и остановился на первой титульной странице. Среди путаных, извилистых письмен я никак не мог разоб-рать название книги.
Видя мою беспомощность, друг мой протянул руку за кни-гой и сказал со смехом:
- Дай-ка сюда!
Он взял у меня книгу и сказал торжествующе:
- Эта книга - диван одного из древнеазербайджанских поэтов по имени Эльдаи. Сколько лет я искал эту книгу!..
Я спросил его, каким же образом он раздобыл ее теперь, и он рассказал мне историю книги:
- Эта книга принадлежала персидскому принцу Бахман-Мирзе. Рассказывают, что когда принц бежал из Ирана в Ка-рабах, то носил эту книгу в боковом кармане. Года два тому назад я выдал одному посреднику некоторую сумму денег и по секрету сказал: если он достанет мне эту книгу, то получит от меня еще и суконную чуху. Он оказался молодцом, принес мне книгу и получил чуху.
Тут я снова взял книгу и, открыв в середине, стал перели-стывать. Везде были одни стихи. Я надел очки и с большим трудом прочитал на одной из страниц полстроки, но дальше уже не мог читать и, ясное дело, ничего из прочитанного не понял.
Хозяин книги взял ее из моих рук и сказал:
- Теперь давай сядем. Сели.
- Ты в каком месте читал?
Я склонился над книгой и показал. Сын хозяина тоже вы-тянул шею.
- Братец Молла, - начал мой друг, - видимо, ты не привык читать такие книги. Вот я почитаю, а ты слушай. Итак, где ты читал?
И принялся читать. Он прочитал один бейт из какого-то стихотворения, посмотрел на меня, помолчал и сказал:
- Я могу поклясться своей честью, что ни один из извест-ных азербайджанских поэтов не создал до сих пор подобного стиха, рассчитанного на вечность!.. Браво, браво! Клянусь ва-шей жизнью, это нечто неподражаемое! Но слушай дальше...
Я тут ничего не сказал. И не сказал потому, что признайся я, что из рассчитанного на вечность стиха этого необыкновенного поэта я ничего не понял, тогда и друг мой, и сын его сочли бы меня невеждой, как это тысячу раз бывает в обществе азербай-джанцев, где прочитываются рассчитанные на вечность стихи подобных необыкновенных поэтов, а слушатели ни единого слова в них не понимают и лишь некоторые из них, то ли из тщеславия, то ли из робости, притворяются вроде меня пони-мающими и поддакивают чтецу.
Вот почему я смолчал: не хотелось показывать свое неве-жество.
