Хауэрд Энджел
Смерть выходит в свет
Перевел с англ. А. Шаров
1.
Пэттен оглядел меня и снова опустил глаза на доску. Он не ожидал, что я пойду ферзевой пешкой. Думал, стану защищать коня, который был под ударом. Для человека, утверждавшего, что он вот уже много лет торгует женской одеждой в маленьком городке, я играл в шахматы совсем неплохо. Может быть, мне стоило сделать какой-нибудь более традиционный ход, но какого черта: ведь я должен понравиться этому парню. Подхалимов вокруг него и так увивалось немало, и Пэттен не нуждался в лишнем лакее. Я хотел добраться до его мозгов, какими бы они ни были.
Пэттен носил зеркальные солнцезащитные очки, которые уже давно пора запретить особым пунктом правил международных шахматных соревнований. Они мешали мне следить за ходом его мысли; к тому же, меня отвлекали озеро, остров и дальний берег. Дэвид Кипп опять плавал в своем сделанном на заказ каноэ. Смурной Джордж носился по озеру в большой лодке с подвесным мотором, и вид у него был как у директора национального парка Алгонкин. Джордж казался карликом рядом со своим мотором. Пэттен достал испанскую бензиновую зажигалку, раскурил тонкую черную сигару, и его рука зависла над белыми фигурами. Пэттен, наконец-то, заметил, что я открыл дорогу слону на ферзевом фланге. Как я и ожидал, он пошел слоном, и мы сделали несколько обоюдоострых ходов, потом Пэттен взял мою пешку, и мы разменяли коней. Я видел, как по загорелой щеке Пэттена бежит струйка пота, исчезающая в густой жесткой бороде. Такое зрелище вполне способно поддержать боевой дух. Десятым по счету ходом я ввел в бой ферзя, форсировал события в миттельшпиле, а двадцатым ходом объявил сопернику мат. Пэттен щелчком отправил окурок сигары во внутренний дворик и отодвинулся от ротангового столика.
- Ну, и как, по-вашему, называется такая партия, приятель? Вы играли по учебнику, а не своим умом. Уверен, что у неё есть какое-нибудь забористое название, Бенни. Небось, что-то вроде "защиты Шматы"? Или "еврейский гамбит"? Как её обозвать, парень? - Он взял высокий запотевший стакан с оранжевым питьем, которое казалось мутным на фоне белой рубахи Пэттена и синего неба, и жадно припал к нему. Я не стал сообщать своему сопернику, что это был шотландский гамбит: не хотелось давать ему повод для едких нападок ещё и на эту страну. Вместо этого я передернул плечами с таким видом, будто переставлял фигуры наобум. Странное дело, выигрывая, Пэттен никогда не обижал другие народы. Например, на рыбалке. Он был гораздо лучшим рыболовом, чем я; мне никогда не удавалось привезти домой больше рыбы, да ещё такой крупной. Плавал он тоже лучше меня, и я готов биться об заклад, что Пэттен вполне мог тягаться с профессиональными тяжелоатлетами. Он не пытался сразиться со мной в теннис, гольф, не предлагал посоревноваться в искусстве ставить палатки в старом лагере, но подозреваю, что и тут я был бы побежден. К счастью, от озера Биг-Краммок до ближайшей площадки для гольфа не меньше семидесяти миль, а теннис в этом провинциальном заповеднике не в чести. У Пэттена не было возможности щегольнуть даже умением ходить под парусом, поскольку здесь не нашлось бы ни одной парусной лодки. Тут была глухомань. Во всяком случае, насколько это возможно при нынешнем правительстве провинции Онтарио и здешних заготовителях древесины. На берегах озера не теснились домики и автоприцепы. Биг-Краммок не таков. А на дальнем берегу не было видно ярко раскрашенных лодочных сарайчиков, как в Маскоке. "Глухомань" по здешним понятиям - это отсутствие больших моторных катеров, посему основным плавсредством тут служили каноэ, если не считать глиссера Джорджа и здоровенного грузового катера Риммеров. Зато каноэ были самых разнообразных цветов и размеров. Не знаю, разрешено ли красить их в пастельные тона, но, по-моему, былой запрет на это сейчас уже не так строг...
Мне удалось сдружиться с Пэттеном, когда я стащил его с охваченного пламенем носа моторки. Он сжимал в руке шнур стартера, а корма лодки уже целиком ушла под воду. Я столкнул Пэттена в озеро, чтобы погасить его горевшие шорты, а потом выволок через мелководье на причал. Он фыркал и отдувался и с тех пор полюбил мое общество, даже если я громил его за шахматной доской. Пребывание в окрестностях Вудворда было мне только на руку. Пэттену вовсе не обязательно было знать, что меня наняли шпионить за ним. И я совсем не случайно оказался с удочкой в двух сотнях ярдов от его личного причала. Не такой уж я заядлый рыболов.
Я сидел лицом к озеру и, глядя через плечо Пэттена, видел место нашей с ним первой встречи. Слева от причала, в камышах, ещё покачивались на волнах останки сгоревшей лодки. Но волдыри на лице Пэттена, похоже, объяснялись чересчур долгими солнечными ваннами. Зеркальные очки скрывали опаленные брови.
Две недели назад мне позвонил Рэй Торнтон из "Риддер, Энжел и Торнтон" - старой юридической фирмы, расположенной напротив почты на Куин-стрит в Грэнтэме. Рэй учился вместе со мной в школе Эдит Кэвелл с подготовительного класса по шестой. На несколько лет он выпал из поля моего зрения, а потом появился снова и попросил меня последить за женой одного своего клиента. Это случилось в первые дни моей работы на поприще частного сыщика, когда я оборудовал контору и водрузил вывеску на улице Святого Андрея. После первого отчета он дал мне ещё несколько заданий. Почему-то все они кончались чьим-нибудь бракоразводным процессом. Так уж выходило. Но теперь законы изменились, и я оказался на подножном корму.