Ольга Красникова в сердцах швырнула на рычаг телефонную трубку.
— Опять? — хмуро спросил муж.
Ольга молча кивнула. Вот уже две недели какой-то человек одолевал их телефонными звонками, угрожая рассказать их сыну Диме о том, что они его когда-то усыновили, если Красниковы не заплатят ему десять тысяч долларов.
— Хватит, Оля, надо поговорить с Димой. Нельзя скрывать это до бесконечности.
— Да ты что? — всплеснула руками Ольга. — Как же мы ему расскажем? Нет, ни за что!
— Как ты не понимаешь, — разозлился Павел Красников, — мы не должны позволять себя шантажировать. Мы же повесим себе ярмо на шею на долгие годы. Где мы возьмем такие деньги? А если он и дальше будет требовать? Из дома начнут исчезать вещи, мы станем экономить на еде и на всем необходимом. И как мы это объясним сыну? Все равно придется рассказывать правду.
Ольга тяжело опустилась на стул и заплакала.
— Но… я не знаю как… Такой возраст… Ты же видишь, как ему сейчас трудно, у него ломается характер. Эта история с джинсами… Как он отнесется, если мы ему расскажем? Паша, я боюсь. Может, не надо рассказывать?
— Надо, — жестко ответил Павел. — И я сделаю это немедленно.
Он решительно вышел из кухни, оставив плачущую жену в одиночестве.
Пятнадцатилетний Дима сидел в своей комнате за уроками. Высокий, нескладный, он со своей длинной, по-детски тонкой шеей и ботинками сорок четвертого размера был похож на страусенка. Всегда был тихим домашним мальчиком, и вот, пожалуйста, эта дурацкая и совершенно непонятная история с джинсами, которые он пытался украсть в магазине. Попался он сразу же, его схватили за руку продавщицы, тут же вызвали милицию, составили протокол, а паренька отправили в камеру. Ольга с Павлом подхватились, заняли денег, заключили соглашение с адвокатом, который взялся быстренько вытащить мальчика если уж не из уголовного дела, то хотя бы из камеры. Родители долго ломали голову над тем, что же вдруг случилось с их домашним, тихим и послушным сыном. Сам Димка ничего членораздельного объяснить не мог. Было это четыре месяца назад, и с тех пор Дима Красников стал еще тише, еще послушнее, даже учиться стал вроде получше. Похоже, он и сам не понимал, что на него тогда нашло…
Павел решительно вошел в комнату сына и уселся на диван.
— У меня к тебе серьезный разговор, Дмитрий.
Мальчик оторвался от тетрадки и с опаской поглядел на отца.
— Ты, наверное, не знаешь, но у нас с мамой неприятности, — начал Красников.
— Это… из-за тех джинсов? — робко предположил Дима.
— Нет, сынок. Нам вот уже две недели звонит какой-то человек и вымогает деньги. Большие деньги, десять тысяч долларов.
— За что?! — ахнул Димка. — Вы что, преступники?
— Как тебе не стыдно, Дмитрий, — строго произнес Павел. — Ты и в мыслях не должен такого допускать. Дело в другом. Ты помнишь, что у твоего дедушки Михаила, маминого отца, был брат Борис Федорович? Он был намного старше твоего дедушки и умер, когда ты еще не родился?
— Да, вы мне рассказывали. Я и фотографии видел в альбоме.
— А ты знаешь, что у дяди Бориса, вернее, у дедушки Бориса была дочка, Вера?
— Да, мама говорила, что она тоже умерла давно.
— Так вот, она умерла, когда рожала сына. Его назвали Димой.
— Как меня? — удивился мальчик.
— Не КАК тебя. Просто — ТЕБЯ.
Дима нахмурился и сосредоточенно уставился в лежащий перед ним учебник физики.
— Я не понял, — наконец выдавил он, не поднимая глаз на отца.
— Твоя мама умерла, сынок, — мягко сказал Павел. — И мы тебя усыновили. Пришло время рассказать тебе об этом.
Дима снова умолк надолго, переваривая услышанное и стараясь не глядеть на Павла. Молчание становилось тягостным, но Красников-старший не мог придумать, как его прервать, чтобы не причинить ребенку еще большую боль.
— А мой отец? — подал голос Дима. — Он кто?
— Ну какое это имеет значение, сынок, — ласково сказал Павел. — Твоя мама не была замужем, и твой отец, вполне возможно, даже не знает о твоем существовании. Твои родители — мы, Красниковы. Ты был у нас на руках с момента рождения, ты носишь нашу фамилию, мы вместе прожили пятнадцать с лишним лет, это ведь немало, согласись. И ты уже достаточно взрослый, чтобы можно было говорить с тобой открыто, не обманывая.
— Значит, я вам совсем неродной? — упрямо спросил Димка.
— Глупости, — отрезал Павел. — Во-первых, Вера была двоюродной сестрой мамы, так что кровное родство у нас есть. А во-вторых, что такое «родной — не родной»? Родной — это человек, которого ты любишь, близкий тебе, дорогой человек. А в том, что для нас с мамой ты близкий, любимый и дорогой, нет никаких сомнений. Так что ты в полном смысле слова наш родной сын. И не смей никогда думать по-другому.
— Хорошо, папа, — почти шепотом ответил мальчик.
Павел поднялся. Он был человеком добрым, но несколько суховатым, и сейчас растерялся, потому что не знал, что нужно делать дальше.
— Тебе, наверное, нужно побыть одному, подумать над тем, что я сказал, — неуверенно произнес он. — А я пойду к маме, она очень переживает.
Ольга стояла на кухне с опухшими от слез глазами и нервно перетирала полотенцем только что вымытую посуду.
