Валерий Суси
Смерть "Меньшевика"
Документальная повесть
Вечером того дня, когда диктор по-шекспировски трагедийным голосом объявил о кончине Леонида Ильича, наша четверка метнулась в ночной кабак, самый популярный в Риге, хоть и набитый всегда жульем всех мастей. До сих пор не нахожу объяснения: мы оказались единственными посетителями! Ну, ладно там сомнительно-добропорядочные рядовые члены партии! А куда запропастилась постоянно нацеленная на выпивку толпа? Где обреталась в тот памятный вечер рижская "братва"? Да просто голопузая шпана? Ума не приложу. Неужели причиной мог послужить официальный запрет на исполнение музыки во всех питейно-развлекательных заведениях?
Мы сидели в гробовой тишине, и печальный официант, чуть оживившийся при нашем появлении (значит, не совсем без чаевых), обслуживал нас по первому классу. Потом, когда мы оприходовали каждый по бутылке "Столичной" и заорали песню во всю глотку, он вообще повеселел. Ходил, пританцовывая, и поощрительно подмигивал нам. То есть он совершенно не напоминал простодушного Козлевича (Ильф и Петров), который опасался, что его клиенты станут танцевать голыми.
Раньше я любил политический прогноз. (Кто не ощущает себя, хоть в малой степени, стратегом? Некоторым счастливчикам везет больше, их сознание достигает вершин творчества Наполеона. Правда, охотней всего этот факт признают врачи.) А еще раньше я относился к политическому прогнозу индифферентно, то есть -- никак. Будучи невероятно азартным (если у нормального человека, как говорят, печень при возбуждении увеличивается в шесть раз, то у меня в двенадцать -- не меньше!), я, конечно же, не мог совсем остаться в стороне от прогнозов, а политическая ситуация в стране, знаете ли, ничуть не препятствовала самовыражению в этой области. Пожалуйста: футбол, хоккей, легкая атлетика, кое-где продолжали существовать "бега". На худой конец можно было поспорить с приятелем насчет того, кого первым встретим на улице -- мужчину или женщину? То ли фантазии не доставало, то ли мозги ТАК повернуты были, но почему-то не приходило в голову элементарное -- заключить пари, например, на то, как долго протянет Черненко, или Суслов, или Тихонов и так далее. "Скамейка запасных" была в полном порядке... Не то что у нынешней сборной России по футболу! Что касается цинизма, то у меня лично его было предостаточно, как, впрочем, и у моих друзей.
В перестройку политический прогноз перестал быть развлечением. Он превратился в "стиральный порошок". Теперь мне приходит в голову: если бы Горбачеву удалось не поддаться натиску демократов и не выпустить на телевидение самый грандиозный спектакль второй половины века, то ничего бы и не было. Не было бы распада СССР, путча, Ельцина, России, расстрела Белого дома, банков, Чубайса и всего остального.
Страсть к политическому прогнозу перемыла мозги всему советскому народу и все, что возможно было отмыть, отмылось.
Не важно, что я проигрывал все пари подряд и выкатывал коньяки налево и направо. Важно, что с момента, когда Лигачев произнес историческое: "Борис, ты неправ!", я осознал всю глубину падения коммунистов и крайнюю степень пошлости их руководителей. В тот момент я даже сбросил, по крайней мере, половину того веса, который занимал во мне цинизм. Без всякой диеты.
Сентябрь в Риге всегда великолепен. "Фабрика по изготовлению прибалтийских дождей" с особым знаком монотонности уходит на перерыв. Зелень Веймарского парка, похоже, еще не чувствует свой возраст и продолжает демонстрировать себя с прежним кокетством, не задумываясь о близком расставании с подиумом. Да и правильно. Как жить, если неотступно думать о смерти и быть при этом безбожником? Тротуар сух и чист, как беговая олимпийская дорожка. Напротив парка -- старинный особняк в стиле псевдобарокко или что-то в этом роде. Во всяком случае, трудно сыскать другое такое здание, которое бы так удачно могло приютить служителей муз. Здесь располагались Союз композиторов и Союз писателей Латвии. Роскошное убранство внутренних помещений, анфилады, переливающийся паркет, каминный зал, подсвечники из натуральной бронзы. Торжественный проход по коридору благородного маэстро, изящные полупоклоны и насыщенные значительностью кивки. Так было до сентября 1989 года, то есть до того, как там начал заседать революционный штаб Народного фронта, после чего обитель муз стала напоминать Смольный в миниатюре. Есть такая бесполезная игра (почему-то, не сомневаюсь, все в нее иногда играют): представлять себя во времени и в обстоятельствах, далеких от реальности. Попытаться вычислить свое поведение. Например, бросился бы ты на дзот, смог бы мужественно держаться на допросе, поддержал бы большевиков в семнадцатом году, прыгнул бы с парашютом? Интригующих ситуаций и вопросов великое множество. А вот перечисленный набор фантазий, представлений о геройстве -- это явный признак "совковости". Только к сорока я понял, что на все эти вопросы у меня есть один ответ: "Нет". Мне, вообще, крупно не повезло: за всю жизнь не встретил ни одного героя и это, несмотря на то, что они должны были (по теории) переполнять города и веси советской родины.