Смерть и библиотекарь

В октябрьском сумраке, пропахшем дымом и яблоками, к универсальному магазину Рэйни, что в Фостерс-Глен, подъехала дама в чёрной накидке и широкополой шляпе с густой вуалью. Низойдя с водительского сиденья чёрного «пакарда», она приковала взгляды всех мужчин, обсевших деревянное крыльцо магазина, а там и ворчливое внимание толпы зевак, скучавших в цирюльне Элвина Вернье через дорогу. Мужчины Фостерс-Глен встречали «пакард» разве в иллюстрированных журналах, а уж увидеть за рулём сказочного авто женщину!..

Впрочем, к тому времени, как дама подошла к крыльцу и поинтересовалась, как найти дом Луизы Фостер, она стала средних лет мужчиной-коммивояжёром, — в руках саквояж образцов, начищенный котелок на макушке, — и повод ворчать исчез.

— Мисс Фостер? — Джим Паттон поднял бровь и, сдвинув набекрень соломенную шляпу, почесал в затылке. — Слушайте, вы часом не пинкертон, а?

Зеваки на ступеньках с готовностью рассмеялись. В Фостерс-Глен, штат Нью-Йорк, Джима держали за остряка.

Джентльмен в чёрном вежливо улыбнулся, и на его верхней губе, придавая ему вид плутовской и щеголеватый, проросли аккуратные усики, — за счёт саквояжа, который исчез.

— Да, у закона снова есть к ней вопросы. Говорят, заправляет опиумной империей, — повернул он шутку против шутника и отвоевал у Джима симпатии грохнувшей публики. — Или то была банальная кража со взломом? — Он охлопал карманы жилета. — Совсем беспомощен без своих записей.

Зеваки заржали громче, и Джиму ничего не осталось, как сбросить колпак с бубенцами и примерить рыцарский шлем.

— Да как у вас духу хватило — брякнуть такое о леди! — взорвался он. — И о какой леди — о мисс Фостер!.. У меня пальцев не хватит счесть её заслуги. Тут и благотворительность, и помощь солдатам, и уход за больными… Да она даже наладила в восточном крыле дома судьи публичную библиотеку!

— Вот даже как? — Поддёрнув жёсткие целлулоидные манжеты, незнакомец поправил на мизинце левой руки массивное серебряное — нет, уже золотое — кольцо, а там, где мигом раньше белела жемчужина, сверкнул бриллиант.

Джим Паттон отчего-то решил, что незнакомец усомнился в его словах.

— Да, именно так! — проревел он. — Она даже завещала отдать под городскую библиотеку весь дом судьи. Весь дом целиком!

— А что говорит на этот счёт сам судья?

— Что гово… — изумился Джим. — Подлец, да ведь старый судья Фостер уже лет двадцать как мёртв! Что у тебя за дело до его дочери? Не иначе, неправедное: не знать о её семье даже этакой малости!

— Моё дело касается только меня и мисс Фостер.

Незнакомец стал чуть выше ростом и шире в плечах, и когда Джим Паттон поднялся, они оказались на равных.

— А теперь и меня тоже! — всё-таки проревел Джим и в доказательство предъявил кулаки размером с добрую дыню. Он родился и вырос на ферме. Калеб Паттон, его отец, зачал его, едва воротившись — без ног — с битвы при Геттисберге. Здоровяки-сыновья нужны были инвалиду как воздух: кому ещё ходить за плугом? — и Джим был отцовской гордостью.

Незнакомец улыбнулся. Его мышцы удвоились в объёме, в правом кулаке он мог теперь без труда сжать голову Джима Паттона. Но произнёс он только:

— Я друг семьи, просто давно отсутствовал.

И вот он уже старик, одетый в линялый мундир ветеранов армии республики, хотя по справедливости толстому сукну полагалось быть тёмно-синим, а не чёрным, как бездна.

«Пакард» фыркнул и обернулся чуть взмыленным пухлым пони, запряжённым в двуколку. Посеменив вперёд, он произвёл суматоху среди зевак со ступеней: те наперебой кинулись ловить узду и держали его, пока дедуля не вернулся на козлы. Больше всех усердствовал Джим Паттон. Подсадив трясущегося ветерана, он даже попросил о чести лично проводить его до ворот дома мисс Фостер.

— Вот спасибо, сынок, — пропыхтел старик в чёрном, — но теперь я и сам найду дорогу.

— Будь по-вашему, сэр, — наседал Джим, — а всё-таки, как кончите дела с мисс Фостер, айда к нам на ферму. Премного обяжете. Папаша будет рад встретить брата-солдата, покалякать о старых денёчках. Вы были при Энтитеме?

— И там тоже, сынок, и там тоже.

Слёзы старика высохли, не успев пролиться, и юная дева зябко закуталась в соболя. Она перегнулась через борт двуколки и подарила Джиму поцелуй, обдав морозом и сиренью.

— Передай Дэйви, чтоб обнял землю Соммы, и он вернётся.

Она укатила, и заворожённо-озадаченно глядел вслед Джим, ибо его Дэйви, ещё не научившийся ходить, спал дома в маленькой кроватке, и слово «Сомма» значило для мира Джима — мира пашен и покосов — не больше, чем Млечный Путь.

Следуя указаниям Джима, дама гнала во весь опор. Поднятый ветер трепал за спиной соболью накидку, иссечённую дыханьем тысяч звёзд на рваные, подобно дыму струящиеся крылья. Чистокровные английские скакуны давно бы пали, а пони всё скакал, впечатывая копытом в землю оттиск улыбающейся раны. Дама мчала за горизонт и дальше, погоняя кнутом время, торопя луну к небесной кульминации, к урочному часу.

Наконец дорога дотекла до кованых ворот особняка на западной окраине города. Дом, по мерке Бостона или Нью-Йорка добротный, и только, в этой глуши был дворцом, достойным принцессы. Деревья за оградой и вне защищали его от всякого рода вреда, не оставляя щёлочки подлому любопытству и не давая повода шёлковым шепоткам. Судья лично приказал возвести эту крепость на рубежах своего доброго имени, и тяжкий труд по защите бесчисленных благоприличий состарил камень и дерево прежде срока.