Часть первая. ДО ПОЛУНОЧИ
Самолет приземлился на рассвете. Пассажиры переминались возле трапа, ежились после прерванного уютного сна. Снег был синим, небо синим, аэродромные огни желтыми. Потом вереницей пошли к аэропорту. Синий снег обрывался у навеса, где многие останавливались в ожидании багажа. Там было натоптано и грязно. Встречающих почти не было. Но Шубина встречали. Председатель городского общества «Знание», который представился Николайчиком Федором Семеновичем, сразу принялся упрекать Шубина в опоздании самолета. «На сорок минут!» — сказал он так, словно Шубин притормаживал самолет в воздухе. С ним была темноглазая молодая женщина в кепке и куртке из искусственной кожи. Она оказалась шофером, ее звали Элей.
Серый «Москвич» общества «Знание» стоял на пустынной синей площади. Дверь замерзла и не открывалась. Николайчик сказал, что сойдет по пути, в новом районе, где получил двухкомнатную квартиру. Там удачная роза ветров. Когда сели в промерзшую машину, Николайчик вытащил мятую бумажку и принялся, не заглядывая в нее, да и что он мог бы разглядеть в темноте, рассказывать, где и когда Шубину выступать. Особенно он подчеркивал, что устроил две публичные лекции.
— Мы вам, конечно, не сможем заплатить как Хазанову, но народ у нас интересуется.
У Николайчика был профиль индейца майя, нарушенный сивыми обвислыми усами, каких индейцы не майя не носили. Машина ехала по обледенелому шоссе между черных зубчатых еловых стен. Шубина потянуло в сон, и он приблизил щеку к окошку. Стекло не доставало до верха, и оттуда дуло. Ветер был нечист, словно близко была помойка.
— Это вы по телевизору на той неделе выступали? — спросила Эля. — Я вашу фамилию запомнила.
— Это факт повысит посещаемость, — сказал Николайчик. — а то у нас теперь больше интересуются внутренними проблемами, экологией, реформой цен, вы сами понимаете.
Лес кончился, и за пустырем, по которому были разбросаны какие-то склады, начался длинный бетонный заводской забор. Трубы завода, как колонны разрушенного веками античного храма,курились разноцветными дымами.
За заводом пошел жилой район, пятиэтажный и тоскливый. Равномерно поставленные среди пятиэтажек девятиэтажные башни только подчеркивали тоску. На автобусной остановке томились темные фигуры.
— я с вами прощаюсь, — сказал Николайчик. — В десять двадцать буду звонить вам в номер. Отдыхайте.
— Спасибо, что вы меня встретили.
— Это наш долг. Мы всех встречаем, — сказал Николайчик, открывая дверь со своей стороны. — Независимо от ранга и значения.
Шубин заподозрил, что его ранг и значение недостаточны.
— А мне когда за вами? — спросила Эля.
— Как всегда, — сказал Николайчик.
Они поехали дальше. Эля сказала:
— Как всегда — это еще ничего не значит.
Стандартные дома кончились. Машина ехала по длинной улице одноэтажных домов. Когда-то город был небольшим и эти дома опоясывали его каменный двухэтажный центр. На перекрестке долго стояли перед красным светом.
— А вы Сергиенко не знаете? — спросила Эля. — Он к нам в том месяце приезжал.
— А что он делает?
— Он химик, — сказала Эля. — Экологией занимается. Столько вопросов было, вы не представляете, до часу ночи не отпускали. Силантьев потом нашего Николайчика вызвал,чтобы больше таких не приглашать.
— А чем он Силантьеву не угодил?
— У нас комитет, — сказала Эля. — За экологию. С биокормом борются и химзаводом. Они всюду выступают.
— Ясно, — сказал Шубин.
— Я хотела пойти на митинг, но Николайчик узнал и отказал. Ему тогда квартиру обещали, он опасался, что в его коллективе будут диссиденты.
— У вас здесь строго.
— Гронский, Николаев и Силантьев — большая тройка, — сказала Эля. — Куда Силантьеву деваться? Городские деньги от комбината идут. Или от химзавода. Кто даст. Это и ежу понятно.
Они добрались до центра города. Некогда унылая, но логичная линия двухэтажных каменных домов, разбежавшихся затем площадью с собором и украшенным колоннами могучим присутственным зданием, была нарушена вклинившимися блочными башнями и стеклянной бездарностью нового универмага.
— В соборе склад? — спросил Шубин.
— Нет, что вы! Там кино, а скоро филармонии отдадут. Там такая акустика, вы не представляете.
Когда повернули на вокзальную площадь, где стояла гостиница «Советская», уже совсем рассвело и на площади было людно.
— Вы к нам летом приезжайте, у нас зелень, многим нравится,
— сказала Эля.
Вокзальные площади редко бывают привлекательны, а ноябрьское замороженное утро, черные кости деревьев в привокзальном сквере, само здание вокзала, построенное, видно, после войны в попытке совместить идеалы классицизма и оптимизм эпохи, но давно не крашенное, панельные корпуса, ограждающие грязно-снежное пространство под прямым углом к длинному вокзальному фасаду и завершение площади — типовая гостиница в пять этажей — весь этот комплекс провинциальной обыденности привел Шубина в то состояние духа, которое вызывает раздражение, направленное против самого себя. и что меня сюда принесло? Три сотни, которые заработаю лекциями, или нежелание спорить с московским обществом «Знание», обещавшим в лице деловой Ниночки Георгиевны в благодарность за плановый визит сюда замечательную поездку весной по Прибалтике?
![Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/fc/fc39a5abae6443457fe1ac7d2fcc954d4e486557.jpg)
