Запах, доносящийся из седельной сумки, был восхитителен — сегодня Даниэль получил копченую оленину от самой Молли Мех, а уж тетушка Молли понимала толк в копчении.
— Боюсь, тебе этого и на два дня не хватит, — приговаривала она с добродушной усмешкой, заворачивая здоровенный шмат мяса в кусок чистого полотна. — Чует мое сердце — к вечеру уже смолотишь.
В словах тетки Молли крылась изрядная доля истины: Даниэль уже с час глотал голодную слюну, предвкушая, как доберется домой и закатит настоящий пир. Копченая оленина от Молли, сыр от нее же, свежий хлеб с тмином, пирог, пряная зелень и добрая кружка кленовой браги, бутыль с которой тоже приторочена к седлу — ужин выйдет замечательный. Чудный запах мяса щекотал ноздри, и дорога от Атабаска На Закате до лорсиного загона казалась невозможно длинной. Обычно Даниэль успевал обернуться туда и обратно за полдня — от его хижины в лесу до поселка было миль сорок, а лорс, на котором он ехал, был скор на ногу. Но сегодня солнце уже начинало скатываться к горизонту, а до загона было еще далеко.
— Прибавь-ка ходу, парень, — сказал Даниэль Сат Ашу — Серому Ветру. — Я уж извелся. Есть охота.
Огромный лорс и ухом не повел. Старый упрямец полагал, будто он куда лучше хозяина разбирается в жизни и сам знает, надо ли поторапливаться — или можно двигаться с откровенной ленцой. Сейчас он не видел никакого повода к спешке и продолжал идти своей размеренной иноходью, изредка схватывая с ветки листок-другой. Даниэль не стал упорствовать и подгонять Сат Аша. Без особой нужды перечить Серому Ветру — себе дороже, норовистый бык затаит обиду и потом выместит ее, когда не ждешь. Скажем, наступит огромным копытом на корзину, которую Даниэль только что сплел, или подденет рогом постиранную и вывешенную сушиться куртку, да и закинет куда повыше — на сук или на крышу хижины, а то и самого хозяина выбросит из седла.
Лорсы необыкновенно сообразительны, но своенравны и капризны, точно избалованные молодые красотки. Наверное, размышлял Даниэль, древние лошади тоже имели обо всем свое мнение — иначе люди смотрели бы на них как на рабов и не любили бы, как любят друзей. Он немало знал о древних канадских лосях, от которых вели свою родословную нынешние лорсы, но вымершие после ядерной Смерти лошади оставались тайной. Другие разводившие лорсов пастухи и даже сам преподобный отец пер Альберт, который знал больше, чем все взрослое население Атабаска, мало что могли ему рассказать.
Тропа к загону шла правым речным берегом, среди огромных сосен, дубов и кленов Тайга. Блестящая серебристая поверхность то и дело просверкивала сквозь густой подлесок, а ветер доносил свежее дыхание воды. Полноводная река, как и озеро, в которое она впадала, сохранила свое название с времен до-Смерти, утратив лишь последнюю букву — то и другое называлось теперь Атабаск. Но если река почти не изменилась и текла в прежнем русле, то об озере этого не скажешь. В прежние времена, пять с половиной тысячелетий тому назад, Атабаск был узким и длинным, а к северу от него лежал еще один водоем причудливых очертаний, Большое Невольничье озеро. Но Смерть, всепланетная катастрофа, привела к заметному потеплению; льды на далеком севере и юге начали таять, уровень вод повысился, и Невольничье озеро слилось с Атабаском, образовав гигантский трехсотмильный бассейн. Там жил Народ Плотины, гигантские разумные бобры, которые не считались лемутами, но все же относились к людям с опаской, хоть и без враждебности. В тех краях Даниэль не бывал, как и многие жители Республики Метс, одной из двух обитаемых территорий древней Канады — или Канды, как ее теперь называли.
Широкие копыта Сат Аша мягко ступали по усыпанной хвоей и прошлогодними листьями земле, и Даниэль словно плыл среди уносившихся ввысь красноватых стволов толстенных сосен, к которым ластились ярко-зеленые перистые листья пальм. Пер Альберт говорил, что прежде пальмы в Тайге не росли, и не было в мире других разумных рас кроме человека, но потепление климата и радиоактивные мутации все изменили. Мох теперь был по колено, травы — по грудь, а деревья вырастали такими, что, казалось, подпирают свод небес. На все воля Божья! — добавлял старый священник со вздохом.
Над головой суетились и верещали белки, стоял птичий гомон, и гудели тучи гнуса. Молодой пастух довольно улыбнулся. Вместе с копченым мясом тетка Молли дала горшочек чудодейственного эликсира — его резкий запах превосходно отгонял мошкару. Мазь, которой прежде пользовались в Атабаске, не шла с этой новой ни в какое сравнение. Даже Сат Аш с фырканьем шарахнулся и замотал головой с грозными разлапистыми рогами, когда хозяин подошел к нему, намазавшись для пробы этой вонючкой. Даниэль долго уговаривал подозрительного лорса, что он — его добрый хозяин и друг, самый что ни на есть настоящий и вполне безобидный. В конце концов Сат Аш уступил и позволил ему сесть в седло. К запаху мази Даниэль уже привык и перестал замечать, зато аппетитный аромат копченой оленины дразнил его обоняние все сильнее.
Этой весной лорсиному пастуху исполнилось двадцать шесть. Невысокий, худощавый, он был гибок и проворен, как лесной кот.