Конечно же, я не призналась Марату, что рисунок из перевитых прутиков мне знаком. Когда мы спустились с чердака, коричневые пятна на спине парня исчезли, и униформа вернула прежний желтый цвет.
— Ткань хорошо впитывает, — пояснил он на мой вопрос.
Марат провел меня узким боковым коридором, на который я ни разу не обратила внимания во время прогулок на чердак. По крошащимся местами ступеням мы спустились напрямик в пустой освещенный холл. От огоньков гирлянд, мельтешащих в многочисленных зеркалах, заболели глаза. Усталость брала свое.
Напоследок я просила у черноглазого горниста:
— А как же Агнаил? Он тоже скоро уедет?
Парень улыбнулся:
— Ты и с ним знакома?
— Случайно видела в хозчасти.
Марат сделался серьезным:
— Ему осталось полгода.
— Он… ну… — замялась я, — счастлив?
— Не знаю. Наверное, — пожал плечами парень.
— Уедешь ты, следом — Агнаил. Кто же останется?
— Не волнуйся, — улыбнулся криво Марат. — Приедут другие.
На прощание я пожелала новому знакомому удачного возвращения домой, и он исчез в северо-восточном коридоре.
Сон так и не пришел. Первая ночь нового года стала ночью вопросов и предположений, лезших саранчой в голову.
Поворочавшись в постели и злясь на тощую и твердую как камень подушку, я включила свет и, вынув из-за выреза майки брошку, принялась ее разглядывать. Обегала пальцами знакомые изгибы и разветвления и наставительным тоном убеждала себя, что на чердаке имело место случайное совпадение. Или игра воображения. Недостаточное освещение обмануло зрение, а на самом деле сходство украшений — отдаленное. На белом свете полно похожих друг на друга безделушек, и не стоит видеть странность в том, что браслет горниста и брошь имеют общий рисунок. Моя мать могла волей случая побывать в тех местах, откуда приехал Марат. Например, ездила по работе, купила сувенир и подарила мне. Миленькое незначащее украшение на память дочке.
Я почти уговорила себя, почти убедила и почти успокоила, чтобы лечь на бочок и мирно заснуть. Однако троекратное «почти» гнало прочь спокойствие и будоражило, заставляя выстраивать новые гипотезы.
О нет, решетка из прутиков — не простая безделушка, которую можно приобрести в любой сувенирной лавке. Она пряталась, становясь незаметной под инквизиторским взглядом тетки, и растворялась прозрачностью в общей душевой интерната. Она сопровождала меня с раннего детства, куда бы ни забросила злодейка-судьба.
Могло ли статься так, что незамысловатая брошка являлась связующей нитью между мной и той, что дала мне жизнь? Вдруг предназначение решетки из витых прутиков состояло в том, чтобы быть пропуском или ключом от чего-то, но, оказавшись в руках тупой и беспросветной особы, не сумевшей разгадать суть, безделушка впустую промаялась на моей шее уйму лет?
Я подскочила на кровати. Наверняка переплетение веточек — некий особый знак, но что он означает? Почему-то им оказались наделены два совершенно незнакомых человека: парень с западного побережья и серая крыска, пробивающаяся к своей цели. Что общего между нами?
Не в силах усидеть на месте, я вскочила и заходила туда-сюда босиком по коврику. Первым порывом было броситься в институт, к горну, схватить Марата за шкирку и вытрясти объяснения, а для наглядности ткнуть носом в брошку.
Сбегав к раковине, я остудила пылающее лицо холодной водой, а заодно и разыгравшиеся фантазии. Каким бы острым ни было искушение, и как бы ни приблизились к действительности мои догадки, следовало держать язык за зубами. Излишние откровения неминуемо принесут вред и парню, и мне.
Обидно. Ответы совсем рядом, в пяти минутах ходьбы, а получить их нет возможности. Однако острое разочарование из-за вынужденной осторожности не помешало воображению хлынуть неудержимым потоком в другом направлении.
Шнурок с брошкой заботливо надели мне на шею вместе с настойчивой просьбой помнить, равно как и Марат трепетно берег на запястье кусочек родины и тепло родного дома. Могла ли сия нелепая параллель означать… что все эти годы мама жила на побережье?
При таком раскладе сходилось всё. Секреты, которыми окутал отец, приказывая не распространяться о нашем родстве, многозначительные намеки Бобылева, понукания тетки, называвшей меня уголовным отродьем, отсутствие информации в личном деле и прочерк в графе: «Мать».
Такая вот элементарная истина, пронзившая очевидностью. В этот момент я не испытывала стыда от того, что во мне, возможно, течет наполовину преступная кровь. Сделанное открытие породило новые тревожные вопросы без ответов, отбросившие на дальний план нюансы родословной.
Каким силам было угодно свести вместе висората и ссыльную без капли способностей, чтобы в результате на свет появилась бездарная дочь? Если я получила отвратительную наследственность, почему отец не оставил меня с матерью? Куда проще с глаз долой, из сердца вон. Зачем ему возиться со мной, получать проблемы и ноль пользы? Вряд ли дело стало лишь за аттестатом о специальном висорическом.
А вдруг мама отказалась от меня? — охолонула внезапная мысль. Вдруг она давно забыла о досадном недоразумении вроде мешающего ребенка?
