Вслед за сединой, как стон, как холод, вошла в сердце Синдбада тоска. Тоска черная: он и вкус утратил и сон потерял. В то время гостил у него индийский маг: «Синдбад, — сказал он, — твоя душа смущена неизбежностью смерти: ты не можешь смириться с тем, что однажды исчезнешь, а мир будет длиться без тебя». — «Что можешь ты предложить?» — «Я дам тебе эликсир молодости, от весны и до первых заморозков ты будешь молодым, но не больше. Этот срок достаточен, чтобы обогнуть континент Джамбудвипу. Отправляйся в странствия, ищи эликсир бессмертия».
Купил корабль Синдбад и вместе с друзьями вышел из Басры в море. Чтобы пополнить запасы пресной воды, бросили якорь у острова Табрубани. Две реки, что берут начало из горного озера, делят остров надвое. По одну строну живет Красный конь, по другую — Черный бык. Они греются под одним солнцем, пьют одну воду, едят одну траву, но никогда не встречаются.
У водопада Синдбад набрал чистой воды.
Шли кораблем вдоль восточного берега ал-Хинда. В одной рыбацкой деревушке услышал Синдбад, что в лесу бродит белый слон-отшельник, помнящий свое прежнее существование. Может он пригодится в поисках эликсира бессмертия? Отправился Синдбад в джунгли, а с ним трое спутников. Днем в пути наблюдали: нет ли потертой коры или высоких обломанных веток. Ночь проводили у костра, опасаясь тигров и свирепых рашкасов. Они шли сквозь джунгли, как по острию ножа.
Однажды на закате они вышли к одинокой бамбуковой хижине, крытой пальмовыми листьями. Ни голоса, ни души. Как вдруг из лесу появился старик в черной шкуре, наброшенной на голое тело. Назвавшись хозяином, предложил заночевать у него. Недобрый странный блеск его глаз поразил Синдбада и он спросил: «Старик, почему у тебя под ногтями кровь?» И только старик посмотрел на свои руки, как Синдбад выхватил нож и отсек ему голову. Голова покатилась в сторону, тело в черной шкуре метнулось в другую и скрылось в чаще. Подошел к голове Синдбад и указал на пустые глазницы: «Смотрите, это ветала выел глаза мертвеца и жил в его облике». «Не искал бы ты врагов себе», — заметил Аббас.
Синяя ночь в стрекоте цикад, в криках обезьян. Тени и блуждающие вокруг костра запахи. Мерцает Млечный путь. Юсуф пьет чистую воду из кувшина: «Из чего состоит волшебный эликсир? Из смешения яда скорпиона и радуги? Крови и молнии?» Синдбад ворошит жаркий пепел. Он думает: «Не бога я ищу, но бессмертие. Кто знает тайну? Всего несколько слов. Много я странствовал, разных видел чудес. Слезы давно высохли в моих глазах, и больше я их не знал. Я не верю ни в ад, ни в рай. Чтобы выжить, я убивал. А впереди только бездна».
Росистым утром, среди поросли бамбука они увидели белого слона. Слон космический в своей погруженности, загадочный в медленных безумных движениях. Отвлекшись от созерцания, благородный слон угостил спутников едой и выслушал Синдбада.
— Если ты думаешь, что амрита дает бессмертие, то заблуждаешься. В прошлом рождении я был богом и жил на третьем небе в кругу богов. Я вкушал амриту, но, как видишь, боги смертны, они, как все живое, включены в круговорот сансары и после смерти возрождаются в новых телах. Ты говоришь, что утратил вкус к жизни, не мудрено. Ведь бытие — это СТРАДАНИЕ. Бесконечное беспокойство. Восемь видов мучения..[2] Три яда,[3] сокрушающее сердце. Заблуждения, которые привязывают тебя к новым и новым перерождениям, новым страданиям.
Этот мир иллюзорен — марево, колыхание жара. Лишь Брахман космический океан пустоты — единственно сущий и вечный. Твое Я мельчайший неделимый Атман — это Брахман, явленный в мире. Твое желание всегда чревато страданием, именно желание ввергает тебя во власть кармы. Я предлагаю тебе тщетным поискам бессмертия предпочесть иной путь. Удались из мира, потому что жить в миру и не действовать — невозможно; отбрось желания, совершенствуйся в йоге. Только продвижение по четырем ступеням медитации даст выход за три границы — прошлое, настоящее, будущее. Достигнув нирваны, ты выйдешь из круга перерождений и твой Атман сольется с великим Брахманом.
И вновь костер — ночь на обратном пути. Темнота сжимает кольца вокруг костра. Их кожа слишком светла для такой ночи. Синдбад вошел в темноту. Облегчившись, обернулся и изумился: пылали два огня — слева и справа. Ночью, посреди леса, вдалеке от людских жилищ, откуда мог взяться второй костер? Словно кто-то протягивал две руки — выбирай. Налево повернул Синдбад, наудачу. Он шел, но смутный огонь не приближался, а другой остался далеко позади, и уже невидим за ветвями и лианами. Дремотный свет костра не ближе, а дальше, дальше. И вот исчез. Темнота сомкнулась. Синдбад выхватил из-за пояса нож — но куда идти? Закричал и замер, вслушиваясь. Как будто тихий отклик замерцал и растворился. Он обратился на звук. Что за кружение красных огней? А голос возник на другой стороне. Он рванулся к нему и услышал за спиной шепот: «Синдбад…». И он дрогнул. Он бросился сквозь джунгли прочь от кровавых зрачков. Они дышат сырым мясом. Их когти скребут землю. Он бежал, лихорадочно уклоняясь шорохов на пути. Вдруг оступился и полетел в яму. Синдбад упал на спину и прочертил перед собой молнию ножом, но никто не кинулся сверху. Тишина. Он притаился: только кровь и открытые глаза напротив Ночи. Казалось, он слышал колебания древесных корней под землей и скрипящую шерсть. Тишина. Неведомо сколько времени прошло, когда увидел Синдбад над краем ямы человеческое лицо. Тот смотрел, не мигая, а затем бросил Синдбаду конец веревки. Синдбад поблагодарил судьбу, ухватился за веревку и тут же отшатнулся, словно ожегшись — в руках у него побывал пятнистый змеиный хвост. «Ну же, смелее, — усмехнулась голова, — или ты никогда не видел нага?» — «Я видел даже дерево уак-уак». Синдбад подошел к хвосту и дал обвить свою грудь. Как только он выбрался, наг пополз, указывая дорогу: «Мой господин приглашает тебя поиграть с ним в кости». Возле бородатого дерева, с попугаем на изогнутой ветке, он остановился. «Выпей», — указал он Синдбаду на пенистый сок, собравшийся в чашечке листа. Выпил Синдбад и одежды сделались ему велики, деревья и камни вокруг стали большими и рыхлыми, а время медленным и тягучим. Он делал странно-протяжные шаги, как будто шел сквозь воду. Лицо нага искажалось, менялось, голос звучал глухо, отдаленно. Наг привел его к заброшенному муравейнику, они вошли в него и Синдбад оказался в подземных чертогах царя нагов. Царь провел его по богато украшенным залам, угостил разными яствами. В колышущемся зеркале Синдбад увидел себя карликом. За восьмигранной резной доской они беседовали и играли. «Я е знаю как тебе найти вечную жизнь. Хочешь, я погружу тебя в вечный сон. В Упанишадах сказано: когда человек спит, он достигает высшего бытия, достигает самого себя. Мы — наги — порождение сна. Тебе будут сниться другие и ты будешь приходить в сны других, но ты не будешь связан с внешним, ты будешь равен самому себе». Синдбад поблагодарил, но отказался. Проснулся Синдбад у костра в кругу друзей.
