Бубба Джонсон сидел на расшатанном крыльце и смотрел поверх разбитых машин и брошенных рефрижераторов, загромождавших его двор, на густой сосновый лес вдалеке. Рекс, его верный доберман, на кого-то ворчал во сне; очевидно, ему снилось, что он перегрызает горло беспомощным милым кроликам. Бубба осушил банку «Будвайзера», смял ее и запустил подальше от крыльца, туда, где высилась гора из тысячи таких же банок. Он рыгнул, почесал объемистый живот и пошарил в ящике со льдом в поисках новой банки. Ящик был пуст.
Не важно. Скоро они приедут. Жизнь хороша.
Карен вздохнула и уперлась в переднюю панель громыхающего «Фольксвагена», трясущегося по известняковой дороге. Грег вел машину слишком быстро. Он всегда водил быстро, когда выезжал на тайную миссию.
К сожалению, для Грега вся жизнь была тайной миссией, бесконечное стремление к некоему внутреннему совершенству. В настоящий момент он стремился к внутреннему совершенству на скорости почти шестьдесят миль в час по лесной дороге в Джорджии, где он, несомненно, угробит их обоих.
Благоразумие, безусловно, не относилось к числу его достоинств. Карен это хорошо знала, но все же глубоко любила его, поскольку у него было много компенсирующих качеств, таких, как душевный покой, упрямство и очень мужественные усы.
— Осторожно, корова, — крикнула Карен, заметив тощую херефордскую коровенку, бредущую через дорогу в тщетной надежде пожевать что-нибудь помимо жесткой, как проволока, травы.
Грег безмятежно улыбнулся и крутнул руль. Ему не хватило каких-нибудь шести дюймов, чтобы оставить на дороге несколько сотен фунтов[1] гамбургеров. Фургон угрожающе занесло прямехонько в направлении здоровенного дуба, росшего у дороги.
— Ну вот, — сказал Грег, не без труда восстанавливая контроль над машиной. — Встреча с природой всегда прекрасна.
— Ох, по мне, эта встреча была слишком близкой, — сказала Карен, глубоко сожалея о том, что Грег бросил заниматься нанджитсу. Даже при всех синяках и шишках то было гораздо более спокойное время.
Родившись в самом конце шестидесятых, Грег всю жизнь что-то догонял. Он тосковал по дням цветов, о которых знал в основном по рассказам родителей, которые зачали его — согласно семейному преданию — в грязном спальнике в Вудстоке. Его растили на диете из гранул с высоким содержанием клетчатки и музыки Битлз. Детство вспоминалось Грегу в радужных тонах, и в качестве стиля жизни он принял философию, составленную из всевозможных метафизических воззрений своих родителей, за исключением одного.
Непротивление злу не согласовывалось с выбранной им профессией продавца в ночном магазине.
Грег искренне любил свою работу, хотя она была небезопасна. Он находил успокоение в правильной расстановке бутылок с маслом и сигаретных пачек.
Раскладывая леденцы и жвачку, он тешил ребенка, таившегося внутри его существа. Возможность подсказывать дорогу незнакомцам, которые блуждали в ночи, отчаянно сжимая давно устаревшие карты, наполняла Грега ощущением высокого смысла собственной жизни. Заполняя бензином резервуары на заправке самообслуживания, он думал о бесчисленных линиях жизни, в прихотливый узор которых вплеталась и его тропинка, — все эти многомильные экзотические путешествия в Атланту и Уэйкросс определенным образом зависели от него. Ему нравилось радостное волнение, которое он испытывал, продавая кому-нибудь лотерейный билет, — это был его шанс радикально изменить жизнь человека, исполнить его самые заветные мечты и желания.
Грег следил, чтобы кофе был крепким и горячим для всех ночных путников; он радостно убирал за ними просыпанный сахар и чашечки из-под сливок, которые они роняли на пол, отправляясь на своих усталых дизелях во тьму Джорджии навстречу судьбе. Ему даже нравилось убирать в туалете, умиляясь многочисленным ликам любви и тому, как этот акт эмоциональной связи зависел от покупки экзотических приспособлений в висевшем на стене автомате. Рядом на стене даже было нацарапано несколько полезных телефонных номеров для одиноких путников. Грег ценил также возможность без помехи медитировать в четыре часа утра в просторном, ярко освещенном помещении.
Грег любил в своей профессии все, за исключением ограблений.
Первые три раза он просто отдал деньги. В обмен на такое сотрудничество он получил интересный, но болезненный ассортимент подбитых глаз, ссадин и первоклассной шишки на голове. На четвертый раз он вытащил из-за стойки бейсбольную биту и очутился в реанимации Нордсайдской региональной больницы. Ибо Грег не был Тедом Уильямсом.
В госпитале у него было много времени для медитаций, пока его сшивали по кусочкам. Он также много смотрел телевизор. При просмотре пятого канала на него снизошло просветление.
В тот судьбоносный вечер он смотрел сквозь легкий туман от обезболивающих препаратов телевизионный фильм о джентльмене, прибывшем в захваченный бандитами городок и выбившем оттуда примерно сотню плохих парней с помощью голых рук и хорошего набора точных ударов. После этого, конечно, все хорошенькие пташки городка влюбились в бесстрашного героя.
Боевые искусства приобрели особую привлекательность для Грега. Так начался его путь.
