Весной у меня всегда появляются глупые мысли. Например, что я потанцую на росистой траве, или что умру при таинственных обстоятельствах, или что я ворвусь в телестудию во время прямого эфира и выкрикну на весь свет: «Палушиньска стерва и кретинка!»
Потом меня арестуют, но будет уже поздно: новость уйдёт в эфир.
Или что я куплю в комиссионке итальянский свитер.
Или что на Очень Серьезном Совещании я попрошу слова и заявлю: «Вы все тут сборище старых зануд, но я могу вам пообещать, что никому об этом не скажу — если только вы все вместе, хором, пролаете три раза!»
Или что я пну ногой того, кто в очереди ложится мне на спину, хотя в магазине полно места. Пну очень сильно, пусть даже это будет и женщина старше меня.
Или что, устав идти, я лягу посреди тротуара и буду так лежать, пока не отдохну.
Или что отдам своё новое платье женщине, которая моложе и красивее, но беднее меня.
Или что я выйду и буду так идти, идти, идти, идти — куда глаза глядят.
Или что я усядусь на скамейку в парке, и что-то там будет цвести и пахнуть, а я вдруг начну громко плакать.
— Простите, пожалуйста, но почему вы плачете? — спросит меня кто-нибудь.
— Потому что мне грустно, — отвечу я и опять буду плакать.
— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросит, допустим, этот кто-нибудь.
А я отвечу, что, мол, спасибо, нет. И буду плакать и плакать. Громко.
Или что я пойду на концерт в Филармонию, и когда начнётся тот мотив Бетховена: «Ля-ля ля-ля ля-ля ля-ля», — то я стану петь вместе с оркестром, и только лишь концовку я спою иначе, потому что именно в концовке я никогда с Бетховеном не соглашалась.
Или вот напишу на телеграфном бланке: «Желаю Вам чего-нибудь приятного!», — а потом скажу, чтоб это послали всем, кто только есть в телефонной книге.
Или что махну рукой на калории, куплю шесть пирожных и съем их в одиночестве, тайком и самым некрасивым способом: буду разламывать эклеры и вылизывать крем, в сырнике съем весь сыр, выбросив всё остальное, пончики же буду обгрызывать, пока от них не останется одно повидло.
Или вот дам себе слово с завтрашнего дня регулярно учить три языка, делать по утрам зарядку у открытого окна, прочитать все те хорошие книги, от которых меня всегда тошнило, спать ложиться в десять часов, на всё иметь время и при всём при этом ещё и прекрасно выглядеть.
Или что пойду в Ботанический сад, спрячусь там и останусь на ночь. Буду спать в альпинарии среди птичьих гнёзд, и будет мне казаться, что я сплю на затерянной среди гор полянке, и что разбудит меня ласочка, крадущая то самое яблоко, которое осталось у меня от вчерашнего восхождения, и что ожидает меня в горах такой день, какого уже не будет никогда.
Или что сяду в трамвай и буду ездить весь день по кругу для того лишь, чтоб каждую минуту с приятной улыбкой уступать кому-нибудь место.
— Пожалуйста, садитесь, — буду я им говорить.
А вечером много-много самых разных людей скажут своим домашним: «Представьте себе, вхожу я сегодня с тяжёлой сумкой в трамвай, а там какая-то пани мне и говорит: „Садитесь, пожалуйста“».
Или что наведу порядок в своих шкафах.
Такие у меня весной появляются глупые мысли.
Вечер. Пан и Пани собираются в гости. Звонок в дверь.
Пан. Ну вот, наконец-то.
Пани. Надеюсь, что это она. Пойди, открой.
Пан. Открой лучше ты, у меня галстук никак не завязывается.
Пани. Я не могу, у меня на правой руке лак не высох.
Пан(идёт открыть). Всё же лучше, если бы ты её приняла. (Открывает дверь).
Ева. Квартира 16, Гуткевич А. — это здесь?
Пан. Да, входите, пожалуйста! Я уже начал было волноваться, что вы не придёте.
Ева. Девятнадцать ноль-ноль. Так написано в заявке. Или же там что-то не так написано?
Пан. Так.
Ева. Тогда вы зря волновались. Девятнадцать ноль-ноль — это девятнадцать ноль-ноль. Отец?
Пан. Да.
Ева. А мать?
Пан. Мать — это моя жена.
Ева. Я понимаю, что не вы. Я спросила о матери, потому что бывают дома без матерей.
Пан. Дома без матерей?
Ева. С бабками или с домработницами. Больными. Могу я снять плащ?
Пан. Ой, ну конечно… Извините. Позвольте, я вам помогу. Почему больными?
Ева. Здоровая бабка, как и здоровая домработница, не нуждается в моих услугах. Я переобуюсь. Ребёнок — это мальчик?
Пан(растерянно). Нет…
Ева. Тогда, очевидно, девочка. Я поставлю ботинки здесь, если вы не возражаете.
Пан. Пожалуйста, пожалуйста! Пройдите в комнату… Зося, вот та самая пани.
Ева. Ева. Приятно познакомиться.
Пани. Добрый вечер, я так рада…
Ева. Добрый вечер. Сколько лет?
Пани. Что, простите?..
Ева. Я спросила, сколько лет ребёнку. Два, четыре, шесть?
Пани. Пять.
Ева. Жаль.
Пани. Почему?
Ева. Я не люблю детей в этом возрасте. Ну да что ж поделаешь, раз так вышло. Где?
Пани. Что где?
Ева. Ребёнок, ясное дело.
Пани. В той комнате справа.
Ева. А туалет?
Пани. В прихожей прямо.
Ева. Ребёнок справа, туалет прямо. Это всё, что мне нужно было узнать. Есть ли у вас какие-то особые пожелания?
Пани. Малышка очень дисциплинированная, с нею у вас не будет никаких хлопот. Она знает, когда ей надо ложиться, что ей надо съесть, ужин на кухне. Она уже выкупалась…
Ева. Ребёнок приучен к режиму. Отлично. Позвольте, я принесу из прихожей своих помощников.
