Маэстро Филипп Дижон с недоумением и даже, пожалуй, с некоторым интересом смотрел на своего нового ученика. Он тщательно перебирал в памяти весь свой педагогический опыт, пытаясь понять, приходилось ли ему и раньше встречать таких? Быть может, незаконнорожденный отпрыск Савиньяков способен был так удивлять старого учителя? Или тот толстый торговец Рагно, пару лет назад, тоже был очень необычным. Но чтобы до такой степени… Маэстро Дижон вынужден был признаться, что впервые видит такого ученика. Такого тупого!
Индивидуальные уроки маэстро Дижон давал на высокой галерее, которую он пристроил к длинной стене фехтовального зала специально для этой цели. Здесь было и зеркало для отработки боевой стойки, и большая черная мишень из толстой буйволовой кожи. Подняться на галерею можно было по узкой винтовой лестнице, при этом остальные посетители зала тренировались внизу.
Молодой человек, стоящий перед учителем, олицетворял собой предельное внимание и искреннее усердие. Сосредоточенно сдвинув брови, он стоял возле мишени и тщательно отрабатывал движения, которые только что показал ему маэстро. Впрочем, это слишком громко сказано – отрабатывал. Несмотря на впечатляющие физические достоинства, новый ученик фехтовальной школы Дижона, которого звали Альберт, не мог выполнить ни одного шага без дефектов и ошибок. Да! Вот что, пожалуй, поражало и раздражало больше всего! Тот торговец с площади Республики тоже выглядел посмешищем. Но в этом не было ничего удивительного – от веселого нескладного толстяка никто и не ждал идеальных выпадов. А сын старого Савиньяка был настолько слаб и тщедушен, что, казалось, он и без выпадов вот-вот выронит шпагу. Но этот новенький!
Гибкое тело Альберта, укрепленное роскошной мускулатурой, казалось, было создано специально для фехтовальных экзерсисов высшего порядка. Когда новенький впервые переступил порог фехтовального зала (такой мягкий и одновременно уверенный шаг!), маэстро подумал, что он станет одним из лучших его учеников. Не считая, разумеется, Марка. А теперь, глядя на нелепые движения новичка, учитель понимал: он ошибся. Да еще как ошибся! Прежде таких ошибок с ним не случалось…
Уже без малого тридцать лет маэстро Филипп Дижон держал собственный фехтовальный зал на улице Святого Антония, что пересекала город от площади Республики до северных окраин. В маленьком южном городке Керкиньяне это место считалось почти фешенебельным районом: площадь Республики, со своей Ратушей, небольшой, но красивой церковью и популярной кондитерской, отделяла его от беспокойного припортового района, населенного, по преимуществу, грузчиками, ростовщиками, старыми матросами, цыганами и нищими.
Когда маэстро Дижон был еще маленьким, школы фехтования в Керкиньяне не было вообще. Но Филиппу повезло: его отправили на воспитание в Париж, где он жил до самого совершеннолетия. Именно в Париже его отдали в обучение к одному из самых известных мастеров – Камилло Прево.
В это время во Франции как раз набирала силу борьба старой и новой школ. Сама идея новой школы принадлежала провинциальному фехтовальщику Ля Фожеру, который, приехав в Париж в 1816 году, вознамерился испытать свои теории на практике, вступив в честный поединок с лучшим представителем классической школы графом Бонди. И блестящая победа Ля Фожера в присутствии большого количества зрителей и фехтовальных авторитетов того времени произвела настоящую сенсацию. Приверженец старой школы академик Эрнст Легуве в 1830 году откликнулся на это событие статьей «Турнир XIX столетия». В частности, он писал следующее: «Резкая реакция реализма против романтического академизма в литературе и живописи не могла не отразиться и на фехтовании. Гомар, Шарлеман, Корденуа и другие могли с истинным сожалением наблюдать за возникновением новой школы, которая, заботясь только о нанесении укола, отбросила требования изящества и грации движений, как бесполезные и смешные. Напрасно Бертран, наш несравненный Бертран, доказывал своими уроками и личным примером, что можно одновременно быть и грациозным, и сильным бойцом. С каждым днем новая школа завоевывала право гражданства. Фехтование отныне остается, без сомнения, упражнением полезным, занимательным, но это больше не искусство, ибо „нет искусства там, где нет красоты“».
Маэстро Камилло Прево, у которого начал обучаться маленький Филипп, однако, был горячим приверженцем старой школы. Он требовал от своих учеников точного следования классическому канону и добивался от них абсолютного изящества в каждом движении. Ведь он сам был сыном и учеником Пьера Прево, который, в свою очередь, учился у Батиста Бертрана. Того самого Бертрана, который ставил красоту на один уровень с искусством.
Отучившись у маэстро Прево девять лет, Филипп вернулся в Керкиньян и принялся активно насаждать парижское фехтование в патриархальном обществе маленького портового городка. Он организовывал турниры, проводил общедоступные занятия, приглашал авторитетных специалистов для чтения лекций и показательных выступлений… В конце концов его усилия увенчались некоторым успехом. Во всяком случае, с десяток молодых людей из уважаемых семей стали брать у него регулярные уроки, а сам маэстро приобрел определенную известность. И в какой-то момент, воспользовавшись обоими этими факторами, а также благосклонностью мэра, маэстро Дижон открыл этот самый фехтовальный зал на улице Святого Антония, назвав его «Школа фехтовальных искусств».
