Шкаф

Шкаф

Авторы:

Жанр: Рассказ

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 2 страницы. У нас нет данных о годе издания книги.

Опубликовано в сборнике Szafa (1997)

Читать онлайн Шкаф


Ольга Токарчук

ШКАФ

Поселившись здесь, мы купили Шкаф. Темный, старый, он стоил меньше, чем его перевозка из комиссионки до дома. Две дверцы украшены растительным орнаментом, третья — застекленная, и в стекле отражался весь город, когда мы везли его домой на грузовом такси. Эту дверцу пришлось привязать веревкой, чтобы по пути не открылась. И тут, стоя возле Шкафа с запутанной веревкой, я впервые ощутила собственную несуразность. — Он подойдет к нашей мебели, — сказал Р. и ласково погладил его деревянное тело, точь-в-точь как корову, купленную в новое хозяйство.

Сперва мы поставили Шкаф в коридоре — как бы на карантин перед вселением в мир нашей спальни. Я впрыскивала в едва заметные отверстия скипидар, эту надежную вакцину против разрушения временем. Ночью Шкаф, пересаженный на новое место, стонал скрипом. Причитали умирающие жучки-короеды.

Потом мы обустраивали нашу новую старую квартиру. В щели на полу я обнаружила застрявшую вилку с выгравированной на ручке свастикой. Из-за деревянной панели торчали остатки истлевшей газеты, прочесть на ней можно было одно только слово: «пролетарии». Р. отворял настежь окна, чтобы повесить занавески, и тогда в комнату врывался шум горняцких оркестров — под вечер они шествовали по городу. В ту первую ночь, когда Шкаф стал участником наших снов, нам не спалось. Рука Р. без сна блуждала по моему животу. А потом нам приснился один и тот же сон, и с тех пор постоянно снятся общие сны. Снилась нам абсолютная тишина, и что все в ней застыло, словно в витрине магазина, и что мы были в той тишине счастливы, потому что повсюду отсутствовали. Утром нам не пришлось даже делиться этим сном — все было понятно с полуслова. С той поры мы не рассказываем друг другу снов.

В один из дней оказалось, что нам больше нечего делать в квартире. Все стояло на своих местах, вычищенное, уложенное. Я грела спину у печки и разглядывала салфетки. В их нитяном узоре однако же не все было в порядке. Кто-то крючком сделал дыры в непрерывности материи. Сквозь эти дыры я взглянула на Шкаф, и мне вспомнился тот сон. Тишина в нем проистекала от Шкафа. Мы стояли с ним друг против друга, и это я была чем-то хрупким, подвижным, преходящим. Он же просто олицетворял сам себя. Представлял в совершенстве то, чем был. Я коснулась пальцами потертой ручки, и Шкаф отворился предо мною. Я увидела тени своих платьев и два поношенных костюма Р. — все это было одного цвета в темноте. В Шкафу мое женское естество ничем не отличалось от мужского естества Романа. Не имело значения и что там — гладкое или шершавое, овальное или угловатое, далекое или близкое, чужое или родное. Оттуда пахнуло иными местами, иным временем, которое было чужим мне и все-таки, о Боже, что-то напоминало, что-то настолько знакомое и близкое, что словами не выразишь. Моя фигура попала в орбиту зеркала на внутренней стороне дверцы. И отразилась в нем как некий темный предмет, мало чем отличающийся от платья, что висело на вешалке. Не было разницы между живым и мертвым. Вот как я выглядела в единственном зеркальном глазу Шкафа. Теперь оставалось только занести туда ногу и войти вовнутрь. Так я и сделала. Уселась на полиэтиленовые пакеты с шерстяной пряжей и услышала свое собственное дыхание, усиленное в замкнутом пространстве.

Когда ум остается с собою один на один, начинаешь молиться. Такова уж природа разума. «Ангел Божий, хранитель мой» — я увидела своего ангела с лицом столь прекрасным, что, должно быть, неживым, «не оставь меня…» — его вощеные крылья любовно объяли пространство вокруг. «Ни утром» — запах кофе и яркий, ранящий заспанный взор, свет в окнах, «ни вечером» — замедленное время при заходе солнца, «ни днем» — существование уподобляется житейской практике: шум, движение, миллион бессмысленных действий, «ни ночью» — бесчувственное, ставшее во тьме одиноким тело, «будь всегда мне в помощь» — ангел оберегает идущих по краю пропасти детей. «Сохрани, защити душу мою и тело мое» — картонные коробки с надписью ОСТОРОЖНО, БЬЕТСЯ, «и введи меня в жизнь вечную, аминь» — платья, висящие в полумраке Шкафа.

С той поры Шкаф ежедневно втягивал меня в себя, был огромной воронкой в нашей спальне. Сперва я просиживала в нем предвечерние часы, когда Р. не было дома. А позже делала с утра только самое необходимое: покупки, подготовку к стирке, какой-нибудь телефонный звонок — и входила в Шкаф, тихо затворив за собою дверь. Там, внутри, не имело значения, какое нынче время дня, какое время года, какой год. Там всегда было бархатисто. Кормилась я собственным дыханием.

Как-то ночью я пробудилась ото сна, тяжкого как душный воздух, и возжелала Шкаф как мужчину. Пришлось сплести руки и ноги с телом Р., пришлось судорожно держаться за него, чтобы суметь остаться. Р. что-то говорил сквозь сон, но его слова не имели смысла. И вот, однажды ночью, я разбудила его. Он не хотел покидать теплую постель. Я потянула его за собой, и мы встали перед Шкафом. Неизменным, всемогущим, соблазнительным. Я коснулась пальцами скользкой ручки, и Шкаф отворился перед нами. В нем хватило бы места для целого мира. Зеркало внутри отражало нас обоих, выпутывая из темноты наши формы. Наше дыхание, сперва неровное и прерывистое, обрело единый ритм, и не было между нами никакой разницы. Мы уселись в Шкафу напротив друг друга. Лица нам заслонила висящая одежда. Шкаф затворил за нами дверь. Так мы поселились в нем.


С этой книгой читают
Душа общества

«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Дорога
Жанр: Рассказ

«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».


Дождь «Франция, Марсель»
Жанр: Рассказ

«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».


Кружево
Жанр: Рассказ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Клятва Марьям

«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.


Купоны

Кришан Чандар – индийский писатель, писавший на урду. Окончил христианский колледж Фармана в Лахоре (1934). С 1953 генеральный секретарь Ассоциации прогрессивных писателей Индии. В рассказах обращался к актуальным проблемам индийской действительности, изображая жизнь крестьян, городской бедноты, творческой интеллигенции.


Самый тяжкий грех

Кришан Чандар – индийский писатель, писавший на урду. Окончил христианский колледж Фармана в Лахоре (1934). С 1953 генеральный секретарь Ассоциации прогрессивных писателей Индии. В рассказах обращался к актуальным проблемам индийской действительности, изображая жизнь крестьян, городской бедноты, творческой интеллигенции.


Домовой

Цивилизация — думает старый домовой Пафнутий — хуже войны. Люди бросают свои родные места, уходят от корней, забывают, как правильно жить… А нечистая сила всякая — тут она, никуда не девается, питается людскими страхами, злобой и глупостью. Хороших-то людей тоже немало, но и они старину забывают, теряют древнее знание, а без него — опасно. В лесу подстерегают упыри, в доме к детской колыбели подкрадываются злобные ночницы… Кто поможет хорошим людям — Степану-леснику, дочке его Олесе и маленькому Андрейке? Разве что старый Пафнутий, ответственный домовой, да приятельница его Мокша, кикимора, да леший Путята, а может быть — сам лес, зелёное его сердце.Подходит читателям от 13 лет.


Мир Марка Твена

Очерк жизни и творчества выдающегося американского писателя, в котором биография писателя тесно переплетается с биографией его книг. Анализ творчества М. Твена дан на фоне основных событий американской истории.Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».


Другие книги автора
Последние истории
Жанр: Роман

Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.


Бегуны

Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.


Игра на разных барабанах

Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.


Правек и другие времена

Ольгу Токарчук можно назвать любимицей польской читающей публики. Книга «Правек и другие времена», ставшая в свое время визитной карточкой писательницы, заставила критиков запомнить ее как создателя своеобразного стиля, понятного и близкого читателю любого уровня подготовленности. Ее письмо наивно и незатейливо, однако поражает мудростью и глубиной. Правек (так называется деревня, история жителей которой прослеживается на протяжение десятилетий XX века) — это символ круговорота времени, в который оказываются втянуты новые и новые поколения людей с их судьбами, неповторимыми и вместе с тем типическими.