Воздайте благодарение Шакалу Пустыни, Желтому богу, что восседает меж войной и миром, на границе жизни и смерти. К нам придет царствие его, и в приходе его не будет боли.
Изречения Вожака Стаи 12:3
Храмы твоего недруга предадут огню. Пес-изверг Шеххан будет повержен головой вперед, его задние лапы закуют в цепи, а передними он поддержит престол Господень. Дом Господа нашего возрадуется, и голоса тех, кто веселится, достигнут земных пределов.
Поучение о врагах Господних. Книга Солнца, 9
Двери Логова Шакала закрылись, и Каи Серису показалось, что он ослеп. Сердце совершило несколько ударов пока из темноты не проступили алые огоньки — словно сотни глаз.
— Как тяжелую ношу несложно опустить, — одними губами произнес Каи, — и так трудно вновь взвалить на плечи, так и веру несложно отбросить, но затем трудно обрести вновь…
Привычные с юности слова придавали сил. Жрецу никогда не нравилось это место, и глаза еще не привыкли к темноте, но он сделал один осторожный шаг, а затем другой. Эхо подхватило шлепанье его сандалий и унесло к скрывшимся в темноте сводам.
— Однако нести ношу проще, чем в бессилии оставить на земле, так и нести веру проще, чем усомниться, а затем вновь искать ее.
Пятьдесят два шага нужно взрослому человеку, чтобы пересечь Логово Шакала от входа до алтаря. Пятьдесят два шага в гулкой каменной утробе под храмом, где темнота живет своей жизнью, насмехаясь над робкими шагами жреца.
«Осталось два дня», — пронеслось в голове Каи. Мысль, пробирающая до костей. Жуть страшнее ледяных ночей севера.
Сотни красных глаз превратились в тлеющие огоньки на концах благовонных палочек. Размытой, едва различимой тенью за алтарем притаилась статуя пса.
Два дня на то, чтобы спасти своего бога.
Когда у жреца появилась компания, он уже затеплил несколько лампад, а вместо камня под коленями покоились подушки. Тусклый свет масляных плошек выхватил из мрака собачью морду из черного базальта. В тяжелом от благовоний воздухе рубины и впрямь казались налитыми кровью глазами.
— По-твоему, это… — начал Воздающий, когда Каи вскинул руку, призывая его к молчанию. Отголоски произнесенных слов перекликались под потолком.
— Желтый бог воплотился в тебе, Шебет Хафрай! — Каи склонил голову в ритуальном приветствии, но Воздающий отмахнулся:
— Трепать языком ты мог и в другом месте!
— Это место для встречи, а не для разговора.
Каи говорил нарочито медленно, давая Хафраю услышать гуляющее по залу эхо. Наступила тишина, которую нарушало лишь сбивчивое дыхание второго жреца.
— Желтый бог воплотился в тебе, Каи Серис! — произнес тот и беглым жестом коснулся лба.
Так-то лучше. Каи позволил себе улыбнуться.
Воздающий всегда имел склонность к полноте, а в последние годы даже по храму передвигался на носилках. С одной стороны, назначать встречу здесь опасно. Хафрай не привык отрывать от подушек пухлый зад — довольно сопоставить, что он посетил Логово тогда же, когда здесь исполняет обязанности Каи. С другой же стороны… Есть ли иное место, вход в которое закрыт для всех, кроме высших жрецов? И в котором нет ходов, откуда их могут подслушать?
Воздающий уставился на протянутую руку.
— Мы оставим свет здесь, — терпеливо пояснил жрец.
Ладонь Хафрая оказалась холодной и влажной. Воздающий едва переваливался на коротких ножках, Каи буквально тащил его за собой.
Шли долго — пока каменные плиты не сменились земляным полом. Протянув руку, Каи нащупал покрытые штукатуркой стены. Жрец выпустил руку Воздающего, и тот недовольно засопел.
— Где мы?
Эхо молчало, оно осталось позади, в алтарном чертоге. На сей раз Каи ответил:
— Я говорил, ты многого не знаешь о Логове. Подожди, где-то был свет.
Огарок свечи высветил небольшую келью, вмурованную в скалу под храмом. В мутном свете виднелись очертания сундука, полки, простой деревянной койки — все остальное тонуло в тени. Лишь кое-где из мрака проступали светлые фрагменты фресок: там бледный высокий лоб, здесь мерцают глаза.
— Это покой жреца, который совершает обряды в Логове, — наконец заговорил Каи. — Удобное место. От дверей не слышно, о чем мы говорим, и любой, кто попробует подойти, потревожит эхо.
Не дожидаясь приглашений, Хафрай плюхнулся на лежанку и с тяжелым вздохом вытянул ноги. Пот бисеринами усеял его лоб, коснулся краски вокруг глаз и оставил на щеках потеки.
— Тебя, верно, удивила просьба о встрече… — начал Каи, но Воздающий взмолился:
— Ну не тяни, Серис! Ты знаешь, не люблю болтовни. Еще меньше я люблю сырость, а к носилкам мне возвращаться половину звона.
— Ладно… Если ты сам так хочешь.
Переступив через ноги Хафрая, жрец опустился на колени перед сундуком, в котором хранили ризы и маски для обрядов. Порывшись, извлек завернутый в промасленную кожу сверток.
— Что это? — теперь, когда толстяк устроился удобно, к нему вернулась обычная самоуверенность.
— Это переписка. Письма верховного жреца претенденту на престол, — жрец поднялся с колен. — И это свидетельство того, что нас предали.
— Предали… — Хафрай пожевал губами, его круглое лицо скривилось. — Очень неаппетитное слово. Сколько помню, ты любил выспренние разговоры. Надеюсь, ты знаешь, о чем толкуешь.