Шаг через грань

Неожиданно показался просвет, и Орлов побежал к нему, спотыкаясь о сгнившие шпалы, задевая торчащие в темноте столбы.

Серый туман засиял вверху настоящим светом.

Орлов остановился, поставил на землю потухшую лампочку и перевел дыхание. Кончилась тьма — и то хорошо! Правда, день смотрел в колодец шурфа и был высоко.

Орлов задумался. Из-под крыльев старой горняцкой шляпы смотрело сухое и решительное лицо. Нос прямой, губы тонкие и бритые.

Долго он путался, как слепой, заблудившись в покинутых галереях. Не знал, как выберется обратно. Но сейчас, вместе со светом, блеснула удалая затея — недаром смотрел он наверх!

Через минуту Орлов, смущенный первым знакомством с штольней, уже сделался прежним Сашкой-Орлом.

Оценил высоту, ухватился за крепь, подтянулся на метр и ощупал ногой опору. Поднялся на носке, подержался за толстую перекладину и уверенно полез в колодец.

Глаза его загорелись, и мускулы напряглись, когда он увидел сухую траву и почувствовал свежесть талого снега.

Но тут же замер, вцепившись в крепь.

— Этот шурф охранять! — пробасил наверху невидимый человек и прибавил: — Когда лава дойдет до пятнадцатой печи, здесь станет часовой.

Сердце Орлова забилось — лагерные часовые стреляли метко.

С злобной гримасой он взглянул еще раз на траву и начал спускаться. А тогда разглядел в полу галереи черный провал.

Он шел в глубину, в рабочие горизонты штольни.

— Где тебя, дьявола, носит! — кричал седоусый десятник Мухин, освещая Орлова лампой. — В трех соснах, лешак, заблудился!

— Я не лешак, — усмехнулся Орлов. — Я слесарь порта Одессы.

— Взломщик ты! — отрезал Мухин. — Бандит и лодырь!

— Какой ты сердитый! Но как-нибудь называется эта дыра?

— Не дыра, а печка! Пятнадцатая печка! Ишь, куда забрался! Соскучился крепи таскать?

— Не успел! — залихватски ответил Орлов. — Мне их таскать сегодня и завтра и еще девять лет с каким-то гаком!

— Погулял зато по большой дороге.

— Жаль мне, дядя, тебя я тогда не встретил...

— Иди-ка, иди! — обеспокоился Мухин.

Мухин был зол вдвойне: ищи тут всяких головорезов, а потом он слыхал, что новый управляющий готовит ему разнос.

На руднике штольню звали конвойной. Рядом был лагерь для заключенных. Они под охраной приходили на смену. У входа под землю конвоиры отступали, и люди свободными шли на работу.

Новый управляющий Коваль знакомился со своей штольней.

— Хотите взглянуть на самых отпетых? — спросил инженер, поворачивая в боковой ход.

— Любопытно! — загудел Коваль. Он был украинец, круглолицый, себе на уме и веселый. Бывший шахтер Донбасса.

Перед ними открылся забой и тусклые искорки ламп. По стенам ползли водяные капли, серебряные при свете: вечной капелью сочилась гора.

— Уж слишком тихо в забое, — удивился Коваль.

Лампы висели на крючьях, а под ними на груде угля растянулись два человека.

Сашка-Орел, подпираясь локтем, любопытно смотрел на подходивших. Второй лежал, укрывшись курткой.

— Это что?! — закипел инженер. — На работе... лежите!

Сашка дурашливо пригляделся к нему и серьезно ответил, показав через плечо на мокрую стенку:

— Извиняюсь, там дождь! Ждем, когда перестанет!

— Что перестанет? — завопил инженер. — Это тебе не туча!

Сашка ахнул и, толкая кашлявшего от смеха соседа, укорил:

— И я говорил, что не туча! И вот гражданин инженер подтвердил, что не туча! А он, — Сашка ткнул в компаньона отчаянным жестом, — сказал, что туча!

Потом дернул соседа за шиворот:

— Вставай, покайлим немного!

— Хор-роши? — спросил инженер, когда они вышли из забоя.

— Хо-хо! — потешался Коваль. — Вы подробно мне расскажите, кто они такие...

Сашка долго трудился, но высек кайлом на стене:

— Управляющий вас приглашает, — поклонился Мухин Сашке... — на теплые слова!

— Брань на вороту не виснет! — отбрехнулся Орлов, но пошел.

— Дофыркался? — приговаривал Мухин. — Получишь свою аттестацию, порадуешь лагерное начальство!

Сашка мигнул на ходок, спускавшийся в глубину.

— Нас двое. А вдруг ты, дядя, сюда угодишь? Двадцать метров лететь не шутка!

После этого Мухин молчал до самого кабинета.

— Карцер так карцер! — сказал Орлов и открыл дверь.

Коваль сидел один и писал. Сашка встал перед столом и, как бык, налился яростным упорством. Только ждал — за какое место укусит?

Коваль кончил писать и, взяв пресс, придавил бумагу. Потом зевнул, потянулся и сказал серьезно и устало:

— Так, так. Ты, Орлов, говорят, хороший слесарь. Я хочу тебя бригадиром поставить!

Сашка испуганно посмотрел на него, переступил и ничего не понял.

— Хотим механизмы на штольне вводить, — продолжал Коваль. — Будет интересно!

Тут Сашка, заслуженный вор и бандит, глупо и по-ребячьи улыбнулся. Первый раз в жизни он был поражен! Глаза его забегали тоскливо и тревожно. Но он справился, еще раз переступил, пожал плечом и ответил глухо:

— Смотрите...

Коваль протянул ему бумажку.

— Получишь аванс, спецовку и отдых. Хочешь — на пять дней, хочешь — больше. О выходе на работу скажешь.

Сашка взял двумя пальцами бумагу и стоял, не шевелясь.

— А теперь иди! — сказал Коваль и начал опять писать.

Сашка помедлил еще у косяка, потом задумчиво вышел из кабинета и тихо притворил за собой дверь.