Самолет
— Ваше место по левому борту, двадцать А, — профессионально улыбнулась мне стюардесса, и я прошла в салон самолета, который обещал мне уже через каких-то десять-одиннадцать часов спасение от московской зимы среди пальм, белого песка и прекрасных мулатов с «пина колладой» на подносе. У меня наконец-то был отпуск и я летела в Доминикану!
Место у окна на длинном рейсе — прямо благословение божье. Можно поесть, почитать и потом спать до самого прилета, и никто не будет дергать тебя, чтобы сходить в туалет, попить, размять ноги. Я летала в отпуск одна, и часто мне везло — соседнее место оставалось свободным и можно было поспать с комфортом, мало еще кому доступным в эконом-классе.
Но — увы. Не сегодня. Соседнее кресло уже занимал седой мужчина в костюме и галстуке. Очень серьезный на вид, я даже мобилизовала весь свой небогатый английский, чтобы выдавить:
— May I… It’s my seat near the window, — господи, наверняка опозорилась. А главное, только потом сообразила, что это чартер туроператора, тут иностранцев быть не может.
Он поспешно вскочил с места, пропуская меня к окну, где я быстро сняла зимнюю куртку, запихнула ее в рюкзак, а рюкзак под сиденье впереди и покосилась на своего соседа. Нам еще всю ночь рядом лететь все-таки.
Мужчина выглядел очень серьезно: очки в тонкой оправе, деловой костюм, какие-то невероятно солидные часы на запястье, газета у него в руках на английском, судя по заголовкам — экономическая, и на иллюстрациях сплошные графики. Вот только с возрастом я ошиблась — несмотря на то, что он почти полностью седой, скорее соль с перцем, чем перец с солью, лицо молодое. Красивый мужик. Такие как он никогда не обращают внимания на таких как я. Поэтому, когда он заметил, что я на него пялюсь, и кинул на меня быстрый взгляд пронзительно-синих глаз, я быстро отвернулась. Даже вытащила из кармашка кресла впереди журнал авиакомпании и принялась листать с бьющимся сердцем.
— Пожалуйста, пристегните ремни, переведите спинки кресел в вертикальное положение, откройте шторки иллюминаторов и выключите мобильные устройства, наш самолет готовится к взлету! — объявили по громкой связи.
Я полезла за своим телефоном — переводить в режим полета. Краем глаза я заметила, что мой сосед сложил газету, убрал в кожаный портфель для ноутбука и тоже достал телефон, чтобы выключить его. Я улыбнулась — у нас обоих была последняя модель айфона. Он тоже покосился на мой телефон и перевел острый внимательный взгляд на меня.
Я тут же перестала улыбаться.
Знаю, что он подумал.
Если более-менее приличный человек — что я хипстерша, живущая не по средствам, и взяла кредит на последнюю модель модной игрушки.
Если не очень — что я на этот айфон насосала. Вот потому и окинул меня оценивающим взглядом — понять, сколько сосать пришлось.
Я без макияжа, волосы собраны в хвост, в старом свитере, спортивных штанах и пушистых шерстяных носочках — всегда так летаю, если длинный рейс. А он даже галстук не ослабил и ботинки у него сверкают так, что способны освещать путь к аварийным выходам.
И последний айфон мне подарили на работе. Вместо премии. И я до сих пор его стесняюсь, если честно. А такие вылизанные бизнесмены пусть летают в своем бизнес-классе!
Я почему-то злюсь. Стараюсь не смотреть в его сторону, но взгляд постоянно возвращается туда, и я невольно сравниваю себя с ним.
У меня обкусанные на нервах ногти, а у него безупречный мужской маникюр.
Я читаю фэнтези в яркой обложке, а он свою газету на английском.
У меня бутылка воды «Святой источник», а у него «Перье».
Мы несовместимы по такому количеству параметров, что похожи на существ двух разных видов.
Поэтому я и сама не понимаю, как так получается, что уже через час он прижимает меня к раковине в узком туалете самолета и жестко нанизывает на такой же сухой и жилистый, как он сам, член. Я вижу свои глаза в зеркале с подсветкой. Они светлы до белизны, и только черный ободок подчеркивает узкий от яркого света зрачок.
Моя голова оттянута назад холеной рукой с дорогими часами, а синие глаза за очками ищут мой взгляд в зеркале.
* * *
Трахаться в туалете чудовищно неудобно, вот что я скажу членам клуба «10000 над землей» — тех, у кого был секс в самолете. Никогда не стремилась туда вступить, оно само.
Пальцы пытаются уцепиться за что-нибудь, но все вокруг либо слишком хрупкое — и я вырываю с мясом пластиковый держатель для туалетной бумаги, либо слишком гладкое — и пальцы скользят по краю раковины. А ему о'кей — одна рука тянет мои волосы, другая нажимает на поясницу, так что я прогибаюсь назад, ловя губами его жесткие губы. Он коротко меня целует и снова смотрит в глаза моему отражению, прикусывает свою щеку изнутри, стискивает кулак с зажатыми в нем моими волосами сильнее и толкается вперед в последний раз так, что я бьюсь лбом о зеркало. Он не извиняется, да и наплевать.
Меня трясет от того, что сейчас случилось. От этого жесткого секса с незнакомцем через час после того как мы вообще увидели друг друга. От того, как он смотрит на меня этим своим пронзительно-оценивающим синим взглядом. От удовольствия, ничего общего не имеющего ни с нежностью, ни с теплотой, ни даже с оргазмами. Это какое-то другое, адреналиново-темное удовольствие, лихое и горячее. Я бы могла сейчас кончить, просто сжав бедра посильнее, но в оргазме я потеряюсь, расслаблюсь, а я не хочу. Мне нравится ощущать брутальную повседневность происходящего. Каждую ее секунду. И этот холодный голубоватый свет обрамляющих зеркало ламп придает сцене оттенок киношной цветовой гаммы. Teal and orange, циан и оранжевый, все нереально, это арт-хаус, это история нимфоманки.
