Гнеш пытался осмыслить случившееся и не мог. Нелла, его сестра, никогда не унывающая и верящая в то, что однажды с ними случится чудо, и когда-нибудь они вернутся в свой старенький дом на окраине Вьежа, лежала мёртвой в луже грязи и нечистот, в переулке, возле таверны «Пустой причал», принадлежащей одноногому Тую, по прозвищу Половинка.
В темноте мальчик не сразу понял, что нечто, показавшееся ему мешком тряпья, выкинутым из кареты, в которую вечером зазвали Неллу, это она и есть.
Только, подбежав, при свете показавшейся в разрыве туч луны, он узнал сестру, вернее, то, во что превратилось её, теперь, избитое, истерзанное, а местами, и покрытое ожогами, совершенно обнажённое тело. Гнеш вскрикнул и, закрыв себе рот ладонями отчаянно заплакал. Но плакал он тихо, чтобы не привлечь внимания ночных хозяев этих глухих припортовых переулков нижнего города.
Он никогда не считал себя слабаком. Гнеш умел постоять за себя, давая отпор даже мальчишкам старше себя. Но сейчас, вдруг, ему показалось, что вместе с сестрой, умер и он сам.
— Нелла, — шепотом, сквозь слёзы, позвал он её, как буд-то бы она могла его услышать.
Он обхватил её за плечи, опустившись коленями в вонючую грязь, и попытался оттащить её изуродованное тело к покосившемуся забору дома старого скупщика — там было посуше.
— Сатор! — раздался от таверны голос Туя, — Вышвырни Олуха. И чтобы больше ко мне его не пускал.
Повернув заплаканное лицо, Гнеш увидел, как из уличной темноты под свет масляного фонаря, горевшего на входе в заведение Туя, появился вышибала, тискавший, до этого, одну из неллиных подруг.
— Сейчас хозяин, сделаю, — гулким басом сказал он, — Может, ему сломать чего?
Что ответил хозяин — за закрывшимися дверями таверны — парнишка уже, естественно, не слышал. Да и, вообще, всё это почти проходило мимо его сознания. Напрягая свои последние силёнки, он вытаскивал тело сестры из лужи.
Неожиданно, ему, вдруг, показалось, что Нелла вздохнула. Гнеша пронзила безумная надежда на невозможное.
— Нелла, пожалуйста, не умирай, — плакал он, — Подожди, я сейчас…
Мальчишка, оставив тело Неллы на краю лужи, вскочил и, скользя босыми ногами, побежал к таверне, на ходу размазывая слёзы по лицу.
Переться через вход для посетителей он, конечно же, не стал. К их с сестрой каморке в заведении одноногого, он пробежал через один из подсобных ходов.
В убогой комнатёнке, кроме двух топчанов с набитыми соломой матрасами, небольшим столиком и двумя табуретками, под одним из топчанов стоял и небольшой незапирающийся сундук, в котором они с сестрой держали свои скудные вещи.
Открыв этот сундук, он на ощупь извлёк оттуда пол-бутылки дешёвого вина, оставленного Нелле очередным её клиентом ещё на прошлой неделе, и быстро выскочил из каморки.
— Ты чего тут носишься, как угорелый? — свариливо спросил его Рудий, пожилой раб, выполняющий у Туя обязанности мусорщика, золотаря и дворника, чья конура, а иначе его комнатку и не назовёшь — в ней едва хватало места для топчана, располагалась рядом с ними.
— Сестра, — всхлипнул Гнеш и больше ничего объяснять не стал. Рудий бы помог, если бы мог, но хозяин не разрешал ему, без его ведома, покидать территорию таверны.
— Подожди…, - что-то хотел ещё сказать раб, но мальчишка только отмахнулся, быстро выбежав на задний двор таверны, едва не сбив, по-ходу, неллину подружку, нацеловавшуюся с Сатором. Оттуда, он выскочил на улицу, за угол забора, к лежавшей в полном беспамятстве сестре.
Гнеш не сделал по улице и десятка шагов, как остановился в удивлении и испуге, увидев, как белевшее в ночи тело сестры, вдруг засветилось появившейся вокруг неё светло-зелёной прозрачной оболочкой, по которой, словно волны Алернийского океана, на берегу которого располагался их большой портовый город Вьеж, пробежали синие и голубые полосы.
Но это продолжалось, буквально, мгновение и тут же прекратилось.
Гнеш вышел из оцепенения и подбежал к сестре.
— Нелла…, - только и успел сказать он, как та цепко ухватила его за руку и встала, а, вернее, как-то вдруг мгновенно оказалась на ногах.
Мальчишка даже не успел увидеть этот момент — так быстро всё произошло. Вот сестра лежит в луже грязи — и вот она уже стоит.
— Гнеш? — как-то неуверенно спросила Нелла, — Да, действительно…А вонь-то какая ужасная…мальчик, как же ты ужасно воняешь…ох, тут и всё так пропахло….как странно я говорю…неужели и вправду? — она вдруг негромко засмеялась, подняв голову к вновь показавшейся в просвете луне, и этот смех был похож на смех сумасшедшей старухи Идерсии, живущей возле старого базара, — А ведь мечтала, идиотка…, - она опустила голову и начала говорить и вовсе уж непонятное, словно, на языке каких-нибудь заморских моряков.
— Нелла, — позвал он сестру.
У мальчишки возникло ощущение, что всё сейчас происходящее ему снится. Настолько невозможным всё выглядело. Он смотрел на свою сестру, которая по-прежнему была перепачкана кровью и грязью, но на теле которой теперь не осталось ни одной раны, ни одного синяка и ни тех чудовищных ожогов. А ведь он это всё видел! Своими глазами!
— Ну, ты чего уставился? — вдруг перестала бормотать Нелла и посмотрела на него совершенно новым взглядом, как буд-то бы первый раз увидела, но, при этом, стараясь что-то вспомнить, — Гнеш? — повторила она, — Хм, действительно. Брат? Ну, да. Ты чего, первый раз меня голой видишь, что так уставился? — она внимательно посмотрела ему в глаза, — Слушай, это же неприлично, мальчик. Вот так вот….Да, хоть ты и брат, вроде бы как… Ну-ка, отвернись, маленький гадёныш!
