Владислав Львович Равин сидел, ссутулившись, на краешке стула перед заваленным кипами рукописей столом и от нетерпения пощелкивал суставами пальцев.
«Когда же он закончит болтать по телефону?» — думал Владислав Львович, разглядывая сидевшего напротив нового ответственного секретаря редакции. По телефонам разговаривать — это они умеют. Какой-то щуплый, неказистый. Надо будет его как-нибудь в рассказик воткнуть. А что! Вполне сгодится. Лицо у него вон какое красное, да еще красный галстук на белую рубаху нацепил; чего-то дергается весь — ну прям мотыль на рыболовном крючке! Голосок его тоже на бумагу просится — в трубку не говорит, свиристит, свисток засоренный. И глаза; черты лица мелкие, глазки-пуговки, а зрачки большие. Такие зрачки у страдающих близорукостью. Что же мне этот любитель телефонного общения скажет? Что с моей рукописью решили? Когда же он болтать кончит?!
Владислав Львович вслушался в шум дождя за окном. Дождь еще не вовремя зарядил. Пока отсюда до дому доберешься — вымокнешь весь. Да и время уже — нормальные люди давно по домам сидят. Светлана сегодня обещала прийти, а у меня холодильник пустой. Целый год встречались на чужих квартирах, впервые согласилась прийти ко мне домой, и вот на тебе — подготовился…
— Вы меня извините, — неожиданно прервал размышления Равина секретарь, бросая трубку, — разговор важный был. А вы, простите?..
Моя фамилия Равин, Владислав Львович.
— Да-да-да! Очень приятно! Это я вас пригласил. Я тут человек новый, меня зовут Червякин Мстислав Аполлинарьевич. Где-то ваша… — Секретарь начал перекладывать стопки рукописей на столе.
«Смотри-ка, ведь я почти угадал: не мотыль, по Червякин», — усмехнулся про себя Равин.
— Вот она, нашлась. — Червякин развязал тесемки папки. — Вы договор-то с нами еще при старом секретаре подписывали? Так вот, — Червякин пробежал глазами по тексту договора, не доставая его из папки, — я вас пригласил для того, чтобы предложить несколько доработать рукопись. Понимаете, согласно договору, это должен быть рассказ ужасов! — Червякин попытался изобразить на своем лице что-то ужасное, но получилось такое, что Равин едва сдержался от улыбки. — Жуть, в общем, должна быть, понимаете?
— Понимаю, — Владислав Львович закивал головой. — А у меня не страшно’?
— Нет, ну, конечно, кое-что есть! — Червякин на мгновение подпер лоб сжатым кулачком, но тут же выпрямился и передернул плечами. — Но, понимаете, не то. И мы предлагаем вам доработать рукопись именно в плане, так сказать, эффектов страха. С литературой у вас вполне нормально, претензий нет. А вот с щекотанием нервишек читателю — слабовато. Возьмете на доработку? Договор мы расторгать не будем, только на доработку!
Владислав Львович молча взял папку. Червякин вышел из-за стола.
«О-о! — мысленно воскликнул Равин. — Да ты еще и с сидячую собаку ростом!»
Червякин шаркнул ножкой, протянул руку.
— Итак, имею смелость рассчитывать на скорую встречу.
— Да-да, — пробурчал Владислав Львович, пожимая маленькую ладошку ответственного секретаря. — До свидания!
Он вышел из кабинета и, испытывая какое-то непонятное чувство облегчения, мягко закрыл за собой дверь. «Ну и черт с вами!» — чуть было не крикнул во весь голос, но сдержался, понимая, что все равно сюда придет. Облегчение сменилось тягостным предчувствием предстоящей работы, не сулящей никакого удовлетворения.
«На кой черт я согласился на доработку!» — чертыхнулся про себя Равин.
Он повернулся было к двери, но, так и не решившись войти в только что покинутый кабинет, махнул рукой и, слегка сутулясь, пошел по полутемному коридору к выходу.
Был уже девятый час вечера. «Скоро придет Светлана, а я могу не успеть в дежурный гастроном». Равин поежился, задержавшись на минутку под козырьком редакционного подъезда, зло посмотрел на ползущие по небу свинцовые тучи и, сунув папку под полу пиджака, зашагал к автобусной остановке.
В углу выложенной из фиолетовых стеклоблоков будки примостилась, как курица на насесте, закутанная в выцветшее тряпье и старую засаленную фуфайку старуха. Заметив прохожего, старуха вытянула руку и, непрерывно кланяясь, что-то забормотала. Владислав Львович вынул из промокшего насквозь кармана несколько монеток.
— Благодарствую, родименький, благодарствую! — расслышал в бормотании старухи Равин.
— Бог с тобой, бабуля! Какой прок от твоих благодарностей! — неожиданно для себя разозлился он. — В том, что мне надо сделать, только сам дьявол помочь может!
— Как скажешь, милок, так и будет. Как скажешь… — чуть громче запричитала старуха. Тучи над крышами озарились трепещущим светом молнии.
Владислав Львович запрыгнул в подошедший пустой автобус и, пока не закрылись двери, стоял на площадке и смотрел на непрерывно кланящуюся старуху. Эта встреча окончательно выбила его из колеи, и он, совершенно забыв и о секретаре редакции, и о Светлане, и о том, что дежурный гастроном скоро закроется, доехал, тупо уставившись в окно, до своего дома.
Двести метров до своего подъезда Равин преодолел бегом, шлепая башмаками сорок пятого размера по кипящим лужам. Вода стекала с плеч ручьями, оставляя сплошной мокрый след на старых мраморных ступенях. Он быстро поднялся на третий этаж.
