Виктор Плетюх
Сердце волка
Осень в тайге, по праву хозяйки, властвовала основательно и безудержно. На склонах хребтов, в еланях, глухих ручьях и на таёжных реках буйствовала палитра красок… В невероятные цвета нарядились деревья и кустарники; оранжевые, малиновые и жёлтые листья от незначительного ветерка еле шевелились, и казалось — сама тайга, любуясь своей краснотой, очарованная, оделась и живёт сказочной, какой-то одной ей понятной и известной жизнью…
Трофим, уже который день находясь в тайге, возвращался к своей избушке по путику, где он поправлял или восстанавливал пришедшие в негодность ловушки на соболя, куницу… Изредка останавливаясь, он поднимался по увалу… Всё в этот раз у него хорошо складывалось, и день был довольно удачным… За соседним перевалом, в кедровой пади, он добыл двух глухарей, а охотничья собака Динка распугала при этом с десяток молодых глухарей, которые скрылись, громко хлопая крыльями, в ближайшем ельнике… Динка в азарте их немного погоняла, а затем равнодушно бросила, вернулась к хозяину… Тот внимательно смотрел на следы, оставленные на песке возле воды у ручья… Они были свежие, недавно зверь был здесь и, видимо, пил воду… Это были следы волка, а точнее, волчицы… Они отчётливо пропечатались на песке. Собаки, Динка и выскочивший из пихтовых зарослей заматеревший Волрад, подскочив к хозяину, почувствовали запах следов волчицы, сразу ощерились и зарычали, у Волрада на загривке шерсть поднялась дыбом… Закрутившись по следу, метнулись в заросли вниз по ручью… Трофим, постояв и послушав шорох листьев и травы от убегающих собак, который вскоре затих, медленно пошёл по путику… Он качал головой, хмыкал и что-то бурчал себе в бороду… «Плохо… совсем плохо, — следы волка всколыхнули его… на его угодьях появился волк, а это совсем никуда не годится. — Если появился волк, он уничтожит в округе всё зверьё и птицу, охотнику удачи не будет, а если ещё с ним выводок, то не дай Боже… — он перекрестился. — Стая…» От таких мыслей он даже остановился, голова под шапкой аж взопрела… Почесал пятернёй кудлатую голову и, напялив шапочку вновь на голову, пошагал дальше, ориентируясь на затеси… Они были старые и местами еле видны, заплывшие, кое-где он даже их обновлял или тесал новые там, где они совершенно не были заметны или деревья от старости сгнили на корню и завалились.
Этот путик, как и другой, за перевалом, ему достался от отца, а тому — от его отца, так что эти угодья и таёжная глушь были ему и домом, и матерью родной… Много лет утекло с тех пор, как не стало отца… Ушёл на охоту по первой пороше и не вернулся… сгинул… Долго его искали, но так и не нашли… Трофимка рос один, с дедом и матерью, но прошло время, и их не стало… Жил он один на краю деревни, бирюком, редко к кому ходил, занимался всё дома по хозяйству… Но дом вёл справно, аккуратно… Лишнего ничего себе не позволял… Дома всё ладилось и всё было к месту… Но была у него одна страсть: как только наступала осень, его нельзя было удержать дома, он не находил себе места и уходил в лес, на свои заимки, на дедовские путики… Характера был сурового, но справедливого, лишних слов не говорил, а если что и решал, то высказанным одним словом, другого из него не вытянешь… В общем, бирюк… И тут ничего не поделаешь… На угодья, где он охотился, никто из местных жителей не спровадился ходить. Мало ли что… Бывалые старики-охотники, качая головой при расспросах о Трофиме, отнекивались и старались от расспросов уйти. Видимо, не по нутру были им эти расспросы… Так и жил Трофим один. Сваталось девок к нему немало, но ни одну он не приветил. Была одна, которая была мила его сердцу, да в город подалась, уехала… Так с той поры один и живёт.
Вот и на этот раз, продвигаясь в предвечерних сумерках в сторону избушки по затесям, думал о том, что в угодьях некстати появились волки, и если их не выжить с этого урочища, то они много бед наделают… Давно их не было в этих местах; ещё отец имел с ними встречу, но когда он убил двух матёрых волков, стая покинула эти места; и вот в этом году, видимо, ещё с прошедшей весны, они поселились здесь. Нет… Надо найти, где у них логово, а там уж не оплошать…
Смеркалось… Но гнуса в тайге уже не было, и дышалось легко… Воздух был свеж и настоян на таёжных травах и хвое… Где-то вдали, у старых скал, залаяли собаки. Их голоса ещё неясно, но были уже слышны. Они раздавались несколько в стороне от путика, но по ходу к охотничьей избушке. Трофим ускорил шаг, голоса собак то удалялись, то приближались, они кружили по тайге, но где-то в одном месте. Вскоре впереди мелькнула елань. Осторожно подойдя к опушке, Трофим остановился в густом и мелком ельнике. Перед ним была поляна. В центре её, возле валуна, обросшего и покрытого мхом, стоял Волрад, а рядом с ним… волчица? Динка была дальше у пихты, удивлённо смотрела на них и изредка лаяла. Она не понимала, что происходит. А недалеко от волчицы стояли два лобастеньких серых волчонка и так же удивлённо вглядывались то в Волрада, то в волчицу-мать…
Трофим медленно и осторожно поднял карабин и передёрнул затвор. Щелчок мгновенно изменил всю картину. Волрад молниеносно развернулся в сторону хозяина и оскалил клыки, в то же время своим телом защищая волчицу… Волчица, взглянув жёлтыми пронзительными глазами в сторону Трофима, издала негромкий звук и вместе с волчатами исчезла в кустах… Динка, бросившись за ней, вскоре вернулась… Трофим, медленно опустив карабин, смотрел на Волрада. У того на загривке шерсть медленно опала… Глядя на Трофима, он подошёл к нему и сел возле него на задние лапы. Поднял голову и посмотрел внимательно в глаза Трофима. Трофим не отвёл глаз, он всё понял…
