Ева Светлова
Сенькины привычки-3
Фото автора
++++++++++
Я лежал, растянувшись в тени куста помидора и отгонял хвостом приставучих мух. Солнце стояло в зените. От жары потрескалась земля и скукожились листья на всем, что Лысый, муж хозяйкин, вчера не успел полить из шланга. Я потрогал лапкой лунку, которая не высохла за ночь – не зря мы с хозяйкой Лысого держим. Зимой с витаминами будем. Приятно пах куст валерианы с соседнего огорода, но лень было даже встать и подойти поближе, понюхать, подкопать под корень, надкусить чуток. Потом, когда жара спадет, попробую корешка.
Издалека донесся голос хозяйки. Она кушать звала. Не хочется ничего, только лежать вот так, слушать ветер в деревьях, птичий звон, музыку из гаража, где Лысый со своей машиной все лето возится. К тяжелому року я привык, даже не подскакиваю, как при звуках пылесоса. Пожалуй, съел бы я мороженого, сливочного, из морозилки.
Лапы с мягкими подушечками, но довольно острыми коготками саданули мне по морде.
- Да ну тебя, Мурка, - отмахнулся я хвостом. – Дай отдохнуть старику.
Мурку Лысый притащил в подарок хозяйке к восьмому марта. Маленькая, но уже все кушала, в лоток ходить научена, и даже мышей ловить умеет. Ладно, пусть живет у нас, только не шалит. И мне не так одиноко, и хозяйке спокойней по ночам. Я ведь за мышкою не угонюсь, не тот, что в молодости стал.
Мурка легла рядом, растянулась, потягиваясь и трогая лапой травинку. Красавицей станет к зиме, когда подрастет. Полосатая, с рыжинкой, зеленые глазищи на пол морды, шерстка мягкая, густая, на хвостике чуть длиннее, а в лапоухих ушках кисточки торчат.
- Иди, там кушать дают, – муркнула звонко. - Витаминки пахучие.
И подскочила молнией на дерево, повисла на одних когтях, острой мордочкой к ветке, где воробей неосторожный сел.
Шум борьбы, громкое предсмертное чириканье, и Мурка, довольно урча, прыгнула на землю с добычей в зубах.
- Будешь? – она готова поделиться даже комком теплых перьев с грамочкою мяса.
- Да ну тебя. Расшумелась! - Я тяжело поднялся.
Левая передняя лапа застряла в ошейнике, и вытащить ее не получалась. Так и попрыгал, на трех. В конце грядки присел отдохнуть и оглянулся. Мурка резвилась с дохлым воробьем, толкала его лапой, подбрасывала, трепала тонкими клыками, заточенными, как иголки. Я даже гордость за нее почувствовал – моя воспитанница!
Прошел мимо кустов смородины с редкими листьями, мимо вонючего укропа, иссохшего до бледных палок с шелестящими корзинками, мимо темного беззубого зева собачьей конуры. Джек прошлою зимою сдох, в самую метель с морозами. Лысый тогда вырубал для него лопатой яму в конце огорода, под грушей. Я последний раз понюхал лапу Джека, лохматую, закоченевшую, и будто звоночек раздался оттуда, сверху: скоро и твой черед, Арсений. Я чувствую, что мне чуток всего осталось, вот только Мурку себе на смену подготовлю.
Хозяйка помогла мне вынуть лапу из ошейника. На кухне пахло свежим хлебом и компотом, а в моей миске сметанка была налита. Рядом кошачьи витамины на блюдечке лежали. Меня хозяйка в последнее время лекарствами разными пичкает, чтоб кости не болели и шерсть не облазила. Но даже дорогие таблетки уже не помогают. Я капельку сметаны съел, сколько смог, а после завалился спать под скамейкой, на прохладном полу.
Лысый из гаража явился. Почесал меня за ухом, сунул тайком кусочек курицы без косточки. Я с благодарностью лизнул его руку. Помнится, я долго Лысого не признавал, когда он появился у нас в доме. В тапки ему писал, на дисках его с записями дьявольского грохота «Крематория» и «Гражданской обороны» кучки регулярно делал. Меня на улицу выкидывали, а я кусался. Даже шнур от ноутбука Лысого перегрыз в отместку. Как-то Лысый застал меня, когда я фарш из миски пробовал, который хозяйка поставила размораживать. Вдруг не такой купила, мало ли чего. Лысый меня за шкирку собирался выкинуть, но я показал, кто тут главнее и кому из нас хозяйка есть обязана готовить. Искусал Лысого до крови, и нападал, пока он сам из кухни не удрал, трус. Хозяйка вечером ему руки бинтовала, кормила самым вкусным и жалела - я эту любовную сцену из окна наблюдал, поскольку в дом меня долго еще не впускали. Потом, когда она ушла из кухни, Лысый вынес мне кусочек шкурки с косточками. Я вылез из укрытия, понюхал, скушал. Он потрепал меня за ухом дружески, как равного.
- Пацан ты, Сенька.
И я решил, что неплохой он, в принципе, мужик. Не зря ж хозяйке нравится. Я даже с ремонтом в гараже потом ему помогал, когда музыка там не орала – на теплом капоте лежал, салон на предмет мышей обследовал, за рулем сидел, бутылки из-под пива спрятанные обнюхивал. А Лысый постоянно меня хорошими кусочками со стола подкармливал. Мы даже спали на одной подушке, когда хозяйки дома не было. Эх, Мурка, не понять тебе настоящей мужской дружбы.
Вот и сейчас, когда хозяйка отвернулась, Лысый мне ложечку мороженого в миску положил, из морозилки.
За дверью топот раздался – дитеныш хозяйкин проснулся и по дому начал бегать. До ручки дотянулся, дверь на кухню открыл, меня увидел и сразу ко мне руками потянулся. Я всегда терплю, когда он меня трепет, за усы дергает, в бочке дождевой водой умывает, за хвост таскает, в багажнике трехколесного велосипеда возит по двору. Воркую и терплю. Это Мурка, бестолковая еще, ребенка цапнуть может, и то легонько. Потому дитеныш меня больше любит. Хозяйка даже спать в ногах в детской кроватке позволяет.
