Четверг, 4 часа дня.
Его обнаружили во рву со львами. Пришлось позвать Херардо, чтобы он увел животных. И он – единственный, кто входил в клетку с кусками конины и баранины, – на этот раз попросил револьвер. Овидио, сторож, дал ему свой. Понадобился револьвер на случай, если Кения, новая львица, не послушается палки, которой Херардо станет отгонять ее от человека, лежащего ничком, в разорванном платье, окровавленного и истерзанного.
Сначала раздался крик женщины и двоих детей. Очевидно, следуя древнему инстинкту дележа добычи, львы притащили тело к невысокому кустарнику, в тени которого обычно лежали. Женщине показалось было, что тащат они какое-то другое животное, но потом она увидела одежду. Это был человек.
И Херардо взял револьвер, сжал в руке палку и вошел в ров. Прежде это было безопасно. Особенно после еды, когда львы сонно зевали, показывая желтые зубы и шершавые языки. Но сейчас они потеряли аппетит из-за львицы, которую недавно привезли из Африки. Львы беспокойно сновали, запах львицы, казалось им, исходит от каменных стен, деревьев, им пропитан воздух, который самцы прерывисто, жадно втягивали в себя. Херардо знал, что сейчас все было иначе, и все же он должен был войти сюда ради этого окровавленного тела, которое теребил старый Тинка и которое никак не реагировало на горячее влажное дыхание Кинга, разевавшего свою розовую пасть с черными губами.
Херардо понимал, что первой в клетку надо загнать львицу, иначе он не справится со львами. Палка потянулась к ней, но тут раздалось грозное рычание Кинга, который стоял поблизости. Херардо показалось, что земля уходят у него из-под ног, мелькнула мысль, что звере сейчас могут не узнать даже того, кто кормит их изо дня в день.
Дважды львица избегала прикосновения палки, взбиралась на стену по выступающим камням и смотрела оттуда на Херардо горящими глазами. Она издавала при этом сдержанное, глухое рычание, показывая два ряда острых клыков. Кения не подчинялась ни приказаниям, ни палке, олицетворявшим для нее неволю этого невеселого места, где она очутилась как-то утром. Херардо догадался и об этом. Он кольнул палкой пять-шесть раз желтое гибкое тело гигантской кошки и снова увидел в хищном оскале молодые блестящие зубы. Старый Тинка взревел.
Львица встала на задние лапы. Но за секунду до этого Херардо почувствовал, что сейчас последует прыжок, и выстрелил. Как раз вовремя. Пуля угодила в стену, и звук выстрела заставил львов отпрянуть от львицы. А она отступила на несколько шагов и прижалась спиной к стене, заняв оборонительную позицию.
Херардо знал, что это не означает отступления, как однажды ему показалось. В память о том дне у него на левой руке осталась отметина от когтей Кинга. Он невольно взглянул на эту руку. Края царапины срослись в шрам, напоминающий червяка на ветке дерева.
Он снова кольнул палкой львицу и снова выстрелил. Львица высоко подпрыгнула и с ревом стала удаляться, не сводя глаз с Херардо. Львы бесстрашно последовали за ней, их гривы встали дыбом. Уже совсем у клетки Херардо снова кольнул ее. И тут, словно вдруг догадавшись о намерении человека, львица ударила лапой по палке и побежала на другой конец рва. В одной из клеток, совершенно равнодушные к происходящему перед ними, лежали два льва, неподвижные, будто статуи. Кинг и Тинка следовали за львицей уже на почтительном расстояния.
Херардо осторожно приблизился к лежащему человеку, отложил палку и взвалил тело на плечо. Он не сдержал гримасы боли и ужаса при виде этого окровавленного, изуродованного лица. Вдали послышалась сирена. Херардо медленно направился по узкому проходу между клетками, который вел к выходу.
Но здесь он был вынужден опустить тело на землю: высоко поднимая пыль, за ним следовала львица. И глаза ее смотрели не со дна рва, а из темных джунглей, откуда ее вырвали насильно. Мощные мускулы перекатывались под кожей. Она была готова к прыжку.
Опять пришлось стрелять. Херардо выстрелил три, четыре раза. Пули подняли вокруг львицы маленькие фонтанчики из песка. Херардо весь напрягся, какое-то мгновение он не знал, что делать. Затем поднял руку и запустил в львицу уже бесполезным револьвером. Но тут раздались два выстрела.
Львица взметнулась в воздух, перевернулась, с ревом упала и сейчас же поднялась, из головы у нее хлестала кровь. Не сводя глаз с Херардо, она сделала три шага. Снова раздался выстрел, лапы у львицы подогнулись. Так она оставалась мгновение, не понимая, почему это силы вдруг покидают ее, почему голова опускается на землю и тело сковывает неподвижность. Она не видела солдата, который сверху целился в нее из карабина.
Херардо смотрел на двух львов, замерших около мертвой львицы. Но она уже не пахла львицей, она пахла кровью. Недоверчиво, настороженно львы зарычали.
Лейтенант Рафаэль Осорио слегка наклонился.
– Не знаю, лейтенант, правда не знаю. Я смотрел медведей, когда услышал, что кто-то кричит, будто бы женщина, и сразу начался жуткий переполох. Я кинулся сюда, думал; это какой-нибудь зверь убежал, а оказывается, человек свалился в ров со львами.
