Сцены из народного быта

Сцены из народного быта

Авторы:

Жанр: Русская классическая проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Фрагмент

Всего в книге 35 страниц. Год издания книги - 1962.

В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.

Актер Горбунов совершал многочисленные поездки по России. Он создал эстрадный жанр устного рассказа, породил многочисленных последователей, литературных и сценических двойников. В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.

Читать онлайн Сцены из народного быта


Затмение солнца

Сцена из московского захолустья[1]

– Что это за народ собрамши?

– Бог их знает… с утра стоят.

– Не насчет ли солонины?

– Какой солонины?

– Да ведь как же: этот хозяин кормил фабрику солониной, но только теперича эту самую солонину запечатали, потому есть ее нет никакой возможности.

– Это вы насчет солонины-то? Нет, уж он им три ведра поставил: распечатали, опять жрут…

– Да, уж эта солонина!..

– Что это за народ собрамши?

– Разно говорят: кто говорит – на небе неладно, кто говорит – купец повесился…

– А мы из Нижнего ехали… пьяные… Едем мы, пьяные, и сейчас эта комета прямо к нам в тарантас… инда хмель соскочил! Я говорю: «Петр Семенов, смотри!» «Я, говорит, уж давно вижу», а сам так и трясется…

– Затрясешься, коли, значит… богу ежели что… Все мы люди, все человеки…

– «Не оборотить ли, говорит, нам назад?» – «Бог милостив, говорю, от судьбы не уйдешь, давай лучше выпьем, а она, матушка, может стороной пройдет. Хвост уж очень разителен!.. Такой хвост, я тебе доложу, что просто…»

– Грехи наши тяжкие… Слаб есть человек! Вот хоть бы теперь! Этакое наказание божеское, а сколько народу пьяного.

– Без этого нельзя: иной опасается, а другой так опосля вчерашнего поправляется.

– Нет, вы докажите!

– И докажу!

– Одно ваше невежество!

– Извольте говорить, мы слушаем. Вы говорите…

– Я вас очень хорошо знаю: вы – московский мещанин и больше ничего!

– Оченно это может быть, а вы про затмение докажите. Вы только народ в сумнение привели!.. Из-за ваших пустых слов теперича этакое собрание!.. Городовой! Городовой!..

– Вот он тебе покажет затмение!..

– Да, наш городовой никого не помилует!

– Докажите!

– Живем мы тихо, смирно, благородно, а вы тут пришли – всех взбудоражили.

– Хозяйка наша в баню поехала и сейчас спрашивает: «Зачем народ собирается?» А кучер-то, дурак, и ляпни: «Затмения небесного дожидаются…» Сырой-то женщине!..

– Образование!

– Так та и покатилась! Домой под руки потащили…

– Он с утра здесь путается. Спервоначалу зашел в трактир и стал эти свои слова говорить. «Теперича, говорит, земля вертится», а Иван Ильич как свистнет его в ухо… «Разве мы, говорит, на вертушке живем?»

– Дикая ваша сторона, дикая!..

– Мы довольны, слава тебе, господи!..

– Господин, проходите!

– Барин, ступай лучше, откуда пришел, а то мы тебе лопатки назад скрутим…

– Смотри-ко, что народу подваливает.

– Горяченькие пирожки! У меня со вкусом! Так и кипят!

– Что это за народ собрамши?

– Вон пьяный какой-то выскочил из трактиру, наставил трубочку на солнышко, говорит – затмение будет.

– А где же городовой-то?

– Чай пить пошел.

– Надо бы в часть свести.

– Сведут, это уж беспременно…

– За такие дела не похвалят.

– Все в трубочку глядит; может, что и есть.

– У нас на Капказе, на правом фланге, у ротного командира во какая труба была… все наскрозь видно… Ночью ли, днем ли, как наставит – шабаш: что-нибудь да есть.

– Начало затмения! Вот, вот, вот… Сейчас, сейчас, сейчас…

– А вот и городовой идет.

– Сейчас выручит!

– Вот, господин городовой, теперича этот человек…

– Осади назад!

– Теперича этот человек…

– Неизвестный он нам человек…

– Позвольте, спервоначалу здесь был… вышел он, примерно, из трактира… но только народ, известно, глупый… и стал сейчас…

– Не наваливайте… которые!.. Осадите назад!

– Иван Павлыч, ты наш телохранитель, выручи! Выпил я за свои деньги…

– Вы тогда поймете, когда в диске будет.

– Почтенный, вы за это ответите!

– За что?

– А вот за это слово ваше нехорошее.

– Выскочил он из трактира…

– Сейчас затмится!

– Может, и затмится, а вы, господин, пожалуйте в участок. Этого дела так оставить нельзя.

– Как возможно!

– Может, хозяйка-то наша теперича на тот свет убралась по твоей милости.

– Хотел на божью планиду, а попал в часть…

– На Капказе бы за это…

– Сколько этого глупого народу на свете!..


«Еженедельное новое время» № 6–7, 1879 г.

У пушки[2]

– Ребята, вот так пушка!

– Да!..

– Уж оченно, сейчас умереть, большая!..

– Большая!..

– А что, ежели теперича эту самую пушку, к примеру, зарядят да пальнут…

– Да!

– Особливо, ядром зарядят.

– Ядром ловко, а ежели бонбой, ребята, – лучше.

– Нет, ядром лучше!

– Да бонбой дальше.

– Все одно, что ядро, что бонба!

– О, дурак-черт! Чай ядро – особь статья, а бонба – особь статья.

– Ну, что врешь-то!

– Вестимо! Ядро теперича зарядят, прижгут – оно и летит.

– А бонба?

– Чаво бонба?

– Ну, ты говоришь – ядро летит… а бонба?

– А бонба другое.

– Да чаво другое-то?

– Бонбу ежели, как ее вставят, так-то… туда.

– Так что же?

– Бонбу…

– Ну?…

– Вставят… и ежели оттеда…

– Чаво оттеда?…

– Ничаво, а как собственно… Пошел к черту!


«Общезанимательный вестник» № 13, 1857 г .

Воздухоплаватель

Сцена

Около воздушного шара толпа народа.

– Скоро полетит?

– Не можем знать, сударь. С самых вечерен надувают; раздуть, говорят, невозможно.

– А чем это, братцы, его надувают?

– Должно, кислотой какой… Без кислоты тут ничего не сделаешь.

– А как он полетит – с человеком?

– С человеком… Сам немец полетит, а с им портной.

– Портной?!

– Портной нанялся лететь… Купцы наняли…

– Портной!

– Пьяной?

– Нет, черезвый, как следовает.

– Портной!.. Зачем же он летит?

– Запутался человек, ну и летит. Вестимо, от хорошего житья не полетишь, а значит, завертелся…


С этой книгой читают
Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.



Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.


Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Месть

Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.


Носители Совести

Носители совести мира.Люди, на которых держится неизменный порядок бытия.Если их много – мир ожидают подъем и процветание, порядок и благоденствие.Если их мало – мир превращается в клоаку зла, предательства, преступлений…Но – что случится с миром, если Носителей Совести не станет совсем?!Потому что кто-то методично, холодно и очень профессионально отслеживает их и выбивает – и страшно представить себе, каким станет наше будущее, если эта охота окажется успешной!


TimeZero. Пепел обетованный

Немногие пережили последний день в истории мира, когда рукотворное пламя вспыхнуло ярче тысячи солнц. Но и те, что годы спустя выбрались из подземных убежищ, уже не могли остаться прежними. Их души выгорели изнутри, а пепел осел в сердце, покрыв его черной пеленой равнодушия. В нем больше нет места для любви и ненависти, дружбы и взаимопомощи, жалости и сострадания. Первобытные законы выживания, жестокость, обман и алчность завладели человечеством. Бесконечная мясорубка затягивает всех, даже самых достойных, гонит вперед, и стоит кому-то остановиться – он упадет замертво, отдав все силы в бессмысленной гонке.Но, может быть, в радиоактивном аду новой эры кто-то сохранил в себе искру человечности? Судьба свела их вместе – две судьбы, два мира, двух людей.


Алхимик

Если ты не ищешь приключений, то они запросто могут найти тебя.Идешь куда-то по своим делам, и раз — оказываешься в другом мире. А миры встречаются разные. Есть обычные, где все решается исключительно голой физикой и техникой, есть магические, где некоторые разумные могут усилием воли влиять на окружающую реальность. Здесь очень много интересного найдется для неслучайного попаданца из нашего мира. Эльфийские леса, Гномьи горы, радиоактивные зоны атомных аварий, откуда сталкеры таскают неведомые артефакты и прочий хабар.


Забавы уединения моего в селе Богословском

Князь Гавриил Петрович Гагарин (1745–1807) — видный политический деятель времен Екатерины II и Павла I — прожил интересную и бурную жизнь, сочетая увлечение масонством с государственной деятельностью, коммерческие занятия с изощренным развратом. Истовая религиозность уживалась в его душе с невероятным сладострастием.Поэзия Гагарина не без изящества, в стиле модного тогда рококо, повествует о нежной, но страстной любви. Однако наиболее ярко князь Гагарин проявил себя в философско-религиозных трудах.В последние годы жизни, замкнувшись в своем имении, он написал книгу покаяния «Забавы уединения моего в селе Богословском»: искреннее раскаяние в «грехах молодости» дает ему силы духовно очиститься и найти просветление через любовь к Богу.Все тексты книги впервые приходят к современному читателю, словно воскресая из сокровищницы библиофила.


Другие книги автора
Очерки о старой Москве

Актер Горбунов совершал многочисленные поездки по России. Он создал эстрадный жанр устного рассказа, породил многочисленных последователей, литературных и сценических двойников. В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.


Генерал Дитятин

В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.Не многим известно, что у Козьмы Пруткова был родной брат – генерал Дитятин. Это самое вдохновенное создание Горбунова. Свой редкий талант он воплотил в образе старого аракчеевского служаки, дающего свои оценки любому политическому и общественному явлению пореформенной России.


Мастеровой

Сцена из городской жизни. Диалог в мастерской.