— Прибыли, — бухнул Санька с ходу. — Кое-как нашёл ваше заведение, — принялся он объяснять медсестре. — Аэропорт забит людьми — присесть с детьми негде. А у меня их двое. Вот, — показал он спящую на руках девочку. — И там… Доча, зайди сюда.
На зов Санька в медпункт зашла девочка лет шести и присела на больничную кушетку рядом с мальчиком такого же возраста. Малыш, видимо, сидел давно в медпункте аэропорта и заморенно клевал носом.
— Дайте нам справку в комнату матери и ребёнка. Иначе нас туда не берут, — посетовал Санька, мельком скользнув по малышу. — А самолёт наш только завтра утром…
До прихода Саньки дежурная медсестра тихо переговаривалась у окна с милиционером. Выслушав просьбу Саньки, попросила:
— Минутку, гражданин, помолчите, раз уж ворвались без вызова. Закончу с товарищем, тогда уж и с вами решать будем. Присядьте.
Санька покорно присел на кушетку, подладил на руках спящую полутора годовалую дочку.
— Что же делать с мальчиком? — медсестра посматривала с досадой на малыша, ждала решения милиционера. — Отец мальчика снят с рейса, нуждается в лечении. Куда ребёнка пристроить? Мать телеграммой вызывать? Из Магадана скоро не прилетишь.
— Простите, — вмешался Санька в разговор. — Я тоже из Магадана. И если нужна помощь?..
— Даа? А куда вы летите? — с интересом уставились и милиционер, и медсестра.
— Да здесь, в крае. Дня через два — назад, в Магадан. Детей к родителям везу.
— А вы не пьёте? — вдруг стала подозрительной медсестра.
Санька покраснел от неожиданности. Он действительно не употреблял горькой. А покраснел потому, что испугался: не поверят.
— Да нет, вроде, — тихо, но твердо сказал он.
— Все вы не пьете,… Отец малыша тоже утверждает, что не пьющий, а от самого перегаром на версту разит. Эпилептик на почве пьянства. Пришлось снять с рейса и госпитализировать. Вы что — на северах все так много пьёте? Беда с вами, с северянами. Как приходит рейс, так кто-нибудь да попадает к нам. То эпилепсия, то белая горячка… Ваши документы…
Милиционер внимательно изучил паспорт, передал документ медсестре.
Медсестра отложила паспорт под настольную лампу, обратилась к мальчику на кушетке.
— Коля, дай дяде место. А вы положите девочку, не держите на руках.
— Документы у гражданина в порядке, пойду к отцу мальчишки. Может, согласится отправить его к матери назад в Магадан, — объявил милиционер.
Санька устроил спящую дочку на кушетке, присел перед мальчишкой.
— Полетишь со мной к маме?.. — тронул почти спящего мальчика за подбородок.
В первую секунду, после того как мальчишка поднял грязное от засохших слез личико, Санька готов был поклясться, что ему померещилось, что он заснул на ходу и все, что происходит в медпункте — это сон. Но ошибки нет: да, несомненно, это он, Колька. Те же Тонькины глаза, та же виноватая улыбка… Нехорошо стало на душе у Саньки. Но Колька помнить его не мог.
— Тебя… Коля звать? А фамилия у тебя, какая? — тихо спросил Санька.
— Коля.…Знал мальчишка и свою — его, Санькину фамилию. Ошибки нет: это Тонькин и его… Санькин сын.
Человек, с которым следовал мальчишка, содержался милицией в глухой комнате в конце коридора медпункта. Санька узнал его. Хоть и прошло три года. И виделись-то они один раз в жизни.
Женился Санька Смолокуров рано. Сразу же после армии. Взял Тоньку с ребёнком. С грудным. Никто не знал, почему он так поступил. Все были против такой женитьбы. Но у него любовь. С первого взгляда. Не попрешь…
Расписались. А чтобы убраться подальше от злых языков и нарекания родителей, через полгода решили они с Тоней податься на Север. Он шофер, работу всегда найдёт. Она посидит год-другой с Колькой, а там и её куда-нибудь пристроит. Тоня согласилась.
Ехал Санька с Тоней не на пустое место. Друг у него армейский жил на Севере. На золотом прииске. К нему и ехал.
Первое время друг помог. Жили у него на квартире. Работать устроился. Потом дали Саньке домик с печным отоплением. И началась жизнь. Хорошая жизнь. Курсы «белазистов» закончил, золотые пески на полигонах возил, уголь с разреза.
Маленького Кольку, которому пошёл второй год, устроили в ясли. Тоня устроилась работать на автозаправку.
И доволен был Санька жизнью. Собой. Сынишкой. Тоней.
Приедет из рейса ночью, стук-стук тихонько в дверь, а дверь — раз и распахнулась. Будто чувствовала Тоня. Когда он появится, ждала.
Он за столом, а она — напротив. Сидит, улыбается. «Хорошо живем?» — спросит он. «Хорошо, — довольна Тоня. — Только вот дома ты мало бываешь». «Погоди, Тоня, я для тебя…» Но что он может ещё сделать для неё, Санька не мог сказать. Любил…
И всё шло хорошо. Так на Севере прожили год. А потом началось.
Часто теперь по ночам Санька громко стучал дверь, ждал, пока Тоня встанет и откроет. Бывало, и спать ложился голодным.
— Денег что ли нет? — ворчал сдержанно на жену Санька. — Зарабатываю десятки тысяч, а в холодильнике хоть шаром покати.
— Заныл. Заныл, — кривилась раздражённо Тоня. — Я тоже работаю. Мог бы и в столовую на трассе зайти. А у меня времени у плиты стоять нет. За Колькой стало некогда присмотреть.
— Деньги есть, холодильник затарить нетрудно, — упрямо гнул свою линию Санька.
