Сальто назад

Господи! Как же болит голова… — Под лобной костью, как будто медленно поворачивается буравчик. Впечатление, что трещат кости черепа. Перед глазами чёрная бесконечная пелена… — Я ослеп? Уж, лучше сдохнуть. Может, просто глаза закрыты? Надо попробовать открыть. Странно звучит — «попробовать открыть» глаза… Я напрягаю мышцы глаз, но веки поднять не могу. Они словно склеены.

— Чёрт-чёрт-чёрт! Надо звать на помощь. — Язык не поворачивается… Сил нет даже разомкнуть губы. Да, что ж такое-то?! Ещё слева что-то противно попискивает, прямо в ухо… Я силюсь сделать глубокий вдох, но тоже получается плохо.

Мысль снова растворяется в чёрной бесконечности отсутствия сознания. Без времени и без пространства.

— Так, отставить панику! Плохо? Да! Очень!.. но дышать я могу? Могу… — Пытаюсь унять панические мысли. Лучше просто расслабиться и подумать. Вспомнить, что вспомнится, а там, может быть, придёт Мысль.

— Что я имею на текущий момент? Головную боль, это раз. Огромное богатство, если подумать. Я чувствую боль, значит у меня есть голова. Ещё я могу как-то соображать».

— Кто я? Где я? Какой сейчас год? — Вот и будем пользоваться тем, что имеем.

Меня зовут Борис, фамилия, кажется, Рогов. Помню, что закончил девятый класс. Год? Какой сейчас год? Если девятый класс, а я родился в 1958 году, то год должен быть 1975. Хотя, наверное, всё-таки… Всё, что было до начала сентября, помню прекрасно. Ярко, отчётливо, с подробностями.

В июне ездили на стрельбы, палили из «Калашникова». Помню, что я одиночными в грудную мишень попал. Дальше поехали. В июле… что у нас было в июле? Месяц практики на «Точмаше». Конвейер стоит перед глазами, как сейчас. В августе? В августе ходили в поход по Берди. Да. Дрались с деревенскими… Прекрасно помню.

31 августа со мной случилась какая-то странная история… В меня вселился беспокойный дух, утверждавший, что он гораздо старше меня. И вот после этого у меня начались пробелы в памяти. Первое сентября помню почти целиком, кроме каких-то мелочей. Но чем дальше, тем пробелы становятся продолжительнее. Помню, как с родителями встречал 1976 год. Потом я пошёл к Олегу, мы вместе отправились к Вадиму. Всю ночь бродили по друзьям. А после Нового года я не помню ничего. Скорее всего, сейчас 1976…

— Бу-у-у, бу-бу-бу… бу-бу… — Внезапно до моего слуха доносится неясное бухтение. Пытаясь не обращать внимания на головную боль, напрягаю слух:

— Моля за внимание, коллеги. Днес пулсът на пациента се е променил. — глухо бормотал голос явно пожилого мужчины. — След интензивна експериментална ноотропна терапия наблюдаваме положителна динамика.[1]

Судя по терминологии, я в больнице. Вот почему-то понимаю я доктора с пятого на десятое. Слова вроде бы понятны, но звучат не по-русски. Хорошо, что хоть «динамика положителна».

Я собираю волю в кулак и приподнимаю веки. У меня получилось! Яркий луч солнечного света тут же заставляет зажмуриться. Хоть бы не проморгали медики моё мигание…

— Борис! Борис! Кажете ми, че ме чувате! Дайте знать, что вы меня слышите, — врач, судя по тому, что прозвучало моё имя, обращается ко мне. Молодец! Не прозевал! Теперь понятно, почему мне его язык кажется неправильным. Это не русский. Я за границей?! Обалдеть! Судя по тому, что значения слов мне понятны, язык славянский. — Я делаю ещё одно усилие и снова моргаю правым глазом.

— Товарищи! Пациент подаёт признаки выхода из комы, — доктор снова обратился к другим присутствующим. — Он только что, по моей просьбе моргнул. Из чего мы можем сделать вывод, что слух у пациента есть, а значит височная доля в целости. Способность к пониманию речи наблюдается, значит, речевой центр тоже не задет. Исходя из этого, я предлагаю увеличить дозу парацетама не менее чем на 50 % и обязательно в сочетании с пикамелоном. Сейчас попрошу вас, друзья, подойти к монитору. На экране видно целых пять параметров! Представляете, товарищи, как удобно работать с таким оборудованием.

— Професоре, кажете ми коя компания е произвела машината?[2] — раздаётся звонкий девичий голос.

— «Балканмед». Браво бързо се стяга след обединението с югославските колеги.[3] — Профессор снова начал расписывать достоинства аппарата. — Представляете? Тут тебе и электрокардиограф, и пульсоксиметрия, и измерение параметров дыхания, и чёрт в ступе. — До моих ушей донеслись звуки шагов нескольких человек. Похоже, это утренний обход. Или студенты-медики? Да, какая разница? Судя по реакции профессора, все мои показатели в пределах нормы. Что ж так болит голова-то!

У профессора Вежинова, после того, как на его глазах пациент подал признаки выхода из коматозного состояния, настроение поднялось. Парнишка симпатичный. Хорошо, что сегодня придёт его мать, будет чем её порадовать. Она за эти месяцы сильно сдала. Постарела лет на десять. Оно и понятно, сын в коме, когда выйдет, неизвестно. Может, так и будет овощем лежать.

— Да, правильно говорят, — пробормотал себе в седые усы Вежинов. — Eher Ende mit Schrecken als Schrecken ohne Ende[4]. Надо позвонить мадам Роговой. Пусть порадуется. Жене его тоже позвоню. Хотя пускай ей свекровь звонит. Международные разговоры дело дорогое. А так-то да, и девочку порадовать надо. Она две недели не выходила из больницы, пока мать на смену не приехала. К первому сентября улетела. Еле её уговорили. Убедили всё-таки, что о будущем надо думать, а не здесь в больнице себя хоронить. Хорошая девочка.