Идея этой книги родилась в самом начале 2010-х годов, и тогда она виделась автору прежде всего как научно-популярное повествование о перипетиях судьбы одного из самых выдающихся деятелей средневекового мусульманского Востока, чье благородство и гуманизм даже по отношению к врагам давно уже стали легендой. Романтика схваток сарацин[1] и крестоносцев, красота жеста и слова, противостояние друг другу выдающихся полководцев, их непростые отношения, хитроумная дипломатия — вот что казалось мне тогда главным в первую очередь.
Однако «арабская весна», смута в Ираке, гражданская война в Сирии, появление на просторах Ближнего Востока «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ), Джабхат ан-Нусра и других кровавых террористических группировок невольно изменили и лейтмотив книги.
Действительно, достаточно вглядеться в основные события 2010-х годов, чтобы убедиться, что они разворачиваются в тех же местах, где когда-то действовали неистовый Салах ад-Дин (или Саладин, как его называют на европейский лад) и его противники-крестоносцы: с одной стороны, в Германии, Франции и Англии, а с другой — на территории Ирака, Египта и Сирии.
Дамаск, Алеппо, Мосул…
Эти города, казавшиеся совсем недавно европейскому и российскому читателю некой далекой ближневосточной экзотикой, стали во втором десятилетии XXI века центрами ожесточенных боев между силами, противостоящими друг другу в Сирии. В итоге вместе с западной коалицией в эту войну оказалась втянута и Россия. Но дело, разумеется, не только в территориальных параллелях.
Само имя Салах ад-Дина на протяжении столетий воспринималось в мусульманском мире как символ победы ислама над западной цивилизацией. Это восприятие особенно усилилось после крушения Османской империи, воспринятого прежде всего как поражение ислама. Слава Салах ад-Дина как «освободителя Иерусалима» от «христианских захватчиков» и того, кто втоптал в грязь воинскую доблесть крестоносцев, всегда кружила голову многим вождям исламского мира. «Успехи Саладина и захват Иерусалима в 1187 году в течение долгого времени служили источником вдохновения для арабских лидеров и остаются таковыми и по сей день. Саддам Хусейн называл себя прямым наследником миссии двух восточных правителей — Саладина, который положил конец западной угрозе тех дней, разгромив и изгнав крестоносцев, и Навуходоносора, который еще до новой эры быстро и убедительно разобрался с сионистской проблемой»[2], — пишет крупнейший современный исследователь ислама Бернард Льюис.
И тут же добавляет, что видеть в Салах ад-Дине и в самом деле «освободителя Иерусалима», как это делают некоторые западные политики и историки, — значит, сильно грешить против истины, восприняв исключительно мусульманскую концепцию истории Ближнего Востока.
«8 октября 2002 года, — продолжает Льюис, — премьер-министр Франции Жан Пьер Раффарен в речи, произнесенной в Национальном собрании Франции, заявил, что Салах ад-Дин смог «разбить крестоносцев и освободить Иерусалим». Любопытным представляется использование слова «освободить» французским премьер-министром, рассказывающим о том, как Салах ад-Дин отобрал у христиан Иерусалим. Это может свидетельствовать о пересмотре политики… или же о крайней политической корректности. В других странах такие слова назвали бы полным незнанием истории, но только не во Франции»[3].
Тот, кто видит в Крестовых походах исключительно захватническую и грабительскую войну, а в самих крестоносцах — жадных и безжалостных колонистов (каковыми они зачастую и были), не учитывает не только доисламского периода истории Ближнего Востока, но и того, что именно эти походы, возможно, отсрочили крушение Византийской империи и предотвратили рывок на Запад рвущегося к мировому господству ислама. Подтверждение этому мы находим в одном из эпизодов жизни Салах ад-Дина, рассказанном его верным биографом Абу аль-Махасином Юсуфом (Йусуфом) ибн Рафи ибн Тамимом Баха ад-Дином.
«Пока я был погружен в подобные размышления, — вспоминал Баха ад-Дин о том, как он впервые увидел море, — султан обратился ко мне и сказал: «Хочешь, я что-то тебе скажу?» — «Очень», — ответил я. «Итак, — сказал он, — когда, с Божьей помощью, мы одержим победу на этом берегу, я намереваюсь поделить земли и дать [моим наследникам] мои последние наставления; затем, попрощавшись с ними, я бы вышел в море и плыл, преследуя [франкских захватчиков] от одного острова к другому, до тех пор, пока на земле не осталось бы ни одного упорствующего в безбожии или пока я не умер бы, стремясь к этой цели»[4].
В этом и проявляется вся неоднозначность истории, невозможность разделить ее участников исключительно на «злодеев» и «героев», «оккупантов» и «освободителей».
![Искусство схемотехники. Том 2 [Изд.4-е]](/storage/book-covers/13/137425910c0e1f40362ce020a848eec17d76eb69.jpg)
![Искусство схемотехники. Том 1 [Изд.4-е]](/storage/book-covers/22/22c97bc03a6c4ebff818e43bee82ba1442ba4b6c.jpg)
