Ответ на поставленный в заголовке вопрос вроде бы давно известен.
Две фразы из гениального пушкинского «Бориса Годунова» — «Народ безмолвствует» и «Нельзя молиться за царя Ирода» — знакомы почти каждому еще по школьным урокам литературы.
Для любого еврея имя Ирода неразрывно связано с трагической судьбой последних представителей царской династии Хасмонеев. Для любого христианина — с евангельской историей об избиении младенцев с целью не допустить прихода в мир Иисуса Христа.
И все же для человека, живущего в космосе русской культуры, царь Ирод — это скорее не конкретная историческая личность, а некий символ, имя не собственное, а нарицательное. «ИРОД, — а, м. (прост, презр.). Изверг, мучитель [по имени жестокого древнеиудейского царя]»[1], — сообщает классический Толковый словарь Ожегова.
«ИРОД, ирода, муж. (прост., бран.). Мучитель, изверг (чаще в обращении). И как я за тебя, ирода, замуж пошла? (От имени царя Иудеи Ирода, изображаемого в евангелии жестоким)»[2], — читаем в Толковом словаре Д. Н. Ушакова.
А Словарь синонимов русского языка тут же услужливо выдает синонимический ряд к этому понятию: «…злодей, кровопивец, кровопийца, живорез, инквизитор, живодер, истязатель, аспид, лиходей, мучитель, изувер, зверь, палач, изверг»[3].
Но вот для историка царь Ирод I Великий — это прежде всего вполне реальный герой древней истории; государственный и политический деятель конца первого столетия до н. э., совершивший вполне конкретные исторические деяния, упоминаемый в различных трудах еврейских, римских и греческих авторов.
Интерес к личности и эпохе Ирода в кругах специалистов существовал всегда, но последние десятилетия он резко возрос в связи с множеством открытий, сделанных археологами как в Иерусалиме, так и в других районах современных Израиля, Иордании, Ливана, Сирии.
Сегодня жизненному пути и деятельности Ирода посвящены десятки, если не сотни солидных монографий на разных языках, авторы которых то и дело вступают в острую полемику друг с другом.
И это понятно.
Личность царя Ирода неоднозначна и противоречива, и если одни его деяния вызывают ужас и отвращение, то другие невольно заставляют восхищаться им как выдающимся государственным деятелем своего времени.
Но значит ли это, что его можно считать вполне достойным персонажем для книги серии «Жизнь замечательных людей»? Задавшись этим вопросом, автор поделился мучающими его сомнениями с одним известным израильским историком.
«Во-первых, — ответил тот по некотором размышлении, — царь Ирод Великий, вне сомнения, был одним из самых замечательных строителей в истории человечества. Во-вторых, само понятие “замечательный человек” далеко не однозначно. Мы можем трактовать его и как “заметный”, “выдающийся”, “оставивший значительный след в истории”. Ирод подходит под все эти определения, а следовательно, при всем при том, что в личной жизни он был подчас настоящим чудовищем, его биография вполне заслуживает того, чтобы быть изданной под фирменной обложкой ЖЗЛ».
Вместе с тем историки античной эпохи прекрасно понимают, что своей посмертной славой Ирод обязан прежде всего евангельской легенде, пусть ее достоверность и вызывает большие сомнения. В конце концов, он был всего лишь одним из многих мелких вассальных монархов Римской империи, презираемым и ненавидимым собственным народом. Что касается возведенных им грандиозных построек, то большинство из них давно превратилось в руины, которые — за исключением разве что остатков дворца Иродион — мало кто связывает с его именем.
Ни сам Ирод, ни его царедворцы, и уж тем более никто из его современников, кстати, никогда не употребляли по отношению к нему эпитет «великий». Более того, попытайся кто-либо присвоить ему это звание, Ирод, при всей его любви к лести, скорее всего, поспешил бы наказать подхалима: великим в Римской империи мог быть только Цезарь, и никто другой. Использование подобного эпитета вассальным царьком могло быть истолковано как проявление нелояльности к Риму, чего Ирод всегда избегал и опасался.
«Великим» Ирода назвали жившие много позже его римские историки, да и то, похоже, использовали это слово поначалу в значении «старший», «большой» — чтобы отличить Ирода I от его потомков, названных в честь своего царственного деда или прадеда.
Так что, не упомяни Матфей имени Ирода уже в самом начале своего Евангелия (Мф. 2:1—13), о нем в лучшем случае помнили бы знатоки Талмуда да группа узких специалистов по истории Древнего Рима и Ближнего Востока. Таким образом, бессмертие Ирода невольно подтверждает хорошо известную специалистам в области пиара[4] истину о том, что «отрицательная реклама — это тоже реклама».
Но притягательность личности Ирода для любого исследователя заключается еще и в том, что он являл собой архетип диктатора и тирана. Многие политические деятели всех времен, заглянув в историческое зеркало, увидели бы в нем Ирода, а в самом Ироде легко просматриваются черты Чингисхана, Тимура, Ивана Грозного, Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна, Пол Пота, Саддама Хусейна и многих других «отцов народов». Все они так или иначе применяли те же политические методы и инструменты, которыми пользовался и Ирод; все они так или иначе повторяли многие из его поступков и по большому счету его жизненный путь.