Вот она и состоялась. Встреча. Первый день, первый час. Петр Арктедий из Нурдмалинга и Карл Линней, смоландец. После первого рукопожатия завязался оживленный разговор о камнях, растениях и животных. Они обменивались замечаниями, и, если один чего-то не знал, другой не медлил его просветить. Словно родные братья. Арктедий — старший, Линней — двумя годами моложе.
Они пили терновую наливку, заедали сливками и сочиняли собственные песни. «Сидели два друга. В безгрешном поко-о-ое…» Арктедий пел замечательно. И Линней без опаски подхватывал мелодию. Временами оба засыпали, от хмеля и усталости. Просыпались и снова пели.
Всё на свете представлялось им поделенным на две половины. В одной половине — твердое, в другой — мягкое. Жесткое и подвижное. Однолетнее и многолетнее. Бесхвостое и хвостатое. Проворное и медлительное. Двуногое и четвероногое. Волосатое и безволосое.
В свою очередь каждая из этих половин тоже виделась им поделенной надвое. И так далее, ступень за ступенью, до бесконечности.
От этого оба преисполнялись восторгом и удивлением.
Крепнущая дружба меж кропотливым, серьезным Арктедием и Линнеем, маленьким, быстрым. Рослый, худой Арктедий и торопливый, беспокойный Линней. Неугомонный Линней и флегматичный Арктедий, склонный к задержкам, но все же первым достигающий цели, в силу предельно тщательных приготовлений. Дерзкий Линней и терпеливый Арктедий.
Забавная пара. С таким разным говором. И все же один — зеркало для другого. Они соревновались, и соперничество было игрой. Но в один прекрасный день возникло ощущение разрыва. «Ведь это я сказал…» — «Ты?» — «Конечно». — «Ты шутишь, это сказал я…»
Они решили поделить область исследований. По собственному выбору. Арктедий взял амфибий, рептилий, земноводных и рыб. Линней — птиц и насекомых, млекопитающих и камни. Вкупе с растениями. Однако Umbelliferae, зонтичные, достались Арктедию, ибо он намеревался применить к ним новый метод.
Линнею не нравились холодные и скользкие рыбы.
У Линнея глаза карие. У Арктедия — светло-голубые.
Они обещали друг другу, что, если один умрет, второй почтет своим священным долгом даровать миру наблюдения, оставленные усопшим.
Осень нынче слякотная. Ни тепло, ни холодно. Садовник мнет в пальцах комочек земли. Нюхает его, пробует на вкус. Соленый, как море. Черный ил Уппсальской равнины. По обыкновению он обходит прямоугольники посадок. Граблями сгребает с дорожек сухую листву. Относит грабли в сарай и засыпает там, в ожидании. Будит его внезапный ливень. Четверг, утро, в это время из Халькведа привозят сыр и сливочное масло.
Садовник переговаривается с возницей и работником, насквозь мокрыми от проливного дождя. Все трое смеются. Зевают. Молча глядят на глинистую равнину, на ячменные поля вдали.
Думают о каше, о молочном супе, о хлебе.
Стоят безмолвно, недвижно. Долгое мгновение.
Налетает новый шквал, и возница с работником собираются в путь, садятся в повозку и едут дальше, в сторону Лёвсты.
Садовник, держа в охапке масло и сыр, провожает их взглядом. Потом идет к погребу, где хранится провизия.
Друзья — Линней и Арктедий — сообща занялись изучением Umbelliferae.
Это — зонтичные растения. Керведь. Купырь. Болиголов пятнистый. Купырник японский. Заячье ушко. Морковь. Борщевик. Частуха. Поручейник. Тмин. Водолюб.
Арктедий, рассматривая заячье ушко:
— Растение голубовато-зеленое, стройное, ветвится от основания. Листья узкие, ланцетовидные, цельно развернутые. Зонтики с малым количеством цветков, верхний — составной, с тремя обвертками. Прочие отделены от обвертки, прицветник длиннее зонтика. Плоды округлые, с мелкими зазубринками и тонкими шипами.
Линней на ветру, посреди Уппсальской равнины, ждет карету из Бёксты, с почтовой станции. Линней у себя в комнате, одевается.
Коли уж ты Линней, то и будь Линнеем.
Разумеется, Линней собственноручно застегивает двадцать пять пуговиц на своем камзоле. Обеими руками, большими, средними и указательными пальцами, застегивает пуговицы, следит, чтобы каждая попала в надлежащую петлю. Начинает он сверху или снизу — тут допустимо разнообразие, — но только не с середины. С середины можно застегивать разве что рубашки, у которых пуговиц не более семнадцати, однако и в таких случаях сподручнее начинать снизу или сверху. Как правило, он приступает к делу сверху, просто потому, что в зеркале трудно увидеть нижние петли и пуговицы.
Теперь он застегивает двадцать восемь пуговиц длинного кафтана из зеленого камлота и опять-таки следит, как бы не ошибиться петлей.
Подбрасывает двадцать пять и двадцать восемь пуговиц высоко над головой — назад они не возвращаются.
Коли уж тебе выпало быть Линнеем.
Линней на ветру, посреди Уппсальской равнины, ждет почтовых, с большой сумкой в руке.
Поднимает сумку высоко в воздух: заберите! Но никто не берет сумку у него из рук, он так и стоит. А ветер дует, он его чувствует.
И теперь подбрасывает в воздух, на волю ветра Уппсальской равнины, двадцать восемь юношей, двадцать восемь своих учеников, — и они исчезают.
Арктедий поделился с другом лучшей своей идеей: родственное надо как-то распределить по отрядам, тогда порядки возникнут сами собой.