Рыцарь ночного образа
Авторы: Теннесси Уильямс
Жанры: Современная проза, Контркультура, Фантастика, Киносценарии
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 97 страниц. Год издания книги - 2001.
Авторский сборник, в который вошли произведения: «Моизи и мир рассудка» (роман), «Рыцарь ночного образа» (повесть), «Царствие земное» (рассказ), «Однорукий» (киносценарий).
…«Когда я поднял свой взгляд, более молодой из двух мужчин с фантастическими камерами смотрел прямо на меня, и в его глазах стояло неприличное и открытое проявление любви. Конечно, я тут же ответил таким же взглядом — не ответить было совершенно невозможно»…
Читать онлайн Рыцарь ночного образа
Моизи и мир рассудка
(Роман)
РОБЕРТУ[1]
Белые черные дрозды существуют, но они такие белые, что их не видно, а черные черные дрозды — только их тени.
Жюль Ренар
I
Комната, где жили я и Чарли — не настоящая комната, а только маленькая часть пустующего склада у доков на Саут-Хадсон-стрит. Ее достоинством было наличие некоего подобия уборной и еще крутая лестница, выходящая на Западную Одиннадцатую улицу, а от пустого пространства, в котором она притаилась, она была кое-как отделена тремя фанерными перегородками, доходившими только до половины высоты потолка. Иногда я называл ее «прямоугольником с крючками», потому что мой предыдущий любовник, единственный предыдущий любовник, прибил к фанере крючки, чтобы вешать на них одежду, и я, рискуя нарушить правила стилистики, могу добавить, что висеть на них давно уже особенно нечему.
В отличие от большинства чувственных людей я не материалист. Я очень чувственный человек. Мне необходимо признаться в этом, потому что это и так можно увидеть: и по моим текстам, по правде и по фантазиям моего существования, и, по-моему, даже по моим глазам: это видно также, как видна реклама, написанная яркими красками на видном месте. Конечно, когда стареешь — а я сейчас вдвое старше, чем был, когда встретил свою первую любовь — возникнет стремление напустить на себя немного материализма, хотя бы просто для того, чтобы демонстрировать его всем окружающим. В пятнадцать лет, когда я встретил свою первую любовь, Лэнса, и вверил ему свою жизнь, я уже был сенсуалистом, но материальные вещи мало значили для меня, и не помню, чтобы я сколько-нибудь удивился, когда он привел меня в свою квартиру, кстати сказать, довольно необычную. Я ведь южанин из маленького городка, а среди людей, вышедших оттуда, принято хранить вежливое молчание, какие бы странности в стиле жизни или манерах тех, кто их принимает, они не замечали. Я думаю, что если бы нам предложили булку с тараканом или чай с мухой, мы, может быть, и не стали делать вид, что едим или пьем, но и не стали бы говорить: «Тут муха», мы бы просто отодвинули это в сторонку и сделали вид, что нас куда больше интересуют люди, чем предложенный нам «чай». Может, в моем взгляде на Лэнса и было что-то вроде вопроса в ту первую ночь, когда он привел меня в прямоугольник с крючками, но только потому, что он сидел на чистой и аккуратно застеленной кровати, по размерам — нечто среднее между одно- и двуспальной, принимающей два тела с легкостью при условии, что они любят друг друга, и он ухмыльнулся мне и сказал: «Малыш, это лучше, чем на улице, но не намного лучше, можешь мне поверить».
Моим ответом было слегка льстивое замечание по поводу одежды, профессиональной и будничной, свисавшей с крючков по стенам прямоугольника. «Элегантный ужас» — такое определение пришло мне в голову, потому что сшита она была с пышностью, предназначенной для бурной ночной жизни — как в центре, так и далеко за городом.
Он посмотрел тогда на меня серьезно и сказал: «Малыш, не заблуждайся на этот счет. Вся эта экипировка, все эти блестящие тряпки на крючках не должны скрывать от тебя тот факт, что это вовсе не номер в „Уолдорф-Астории“, и мне лучше объяснить тебе прямо сейчас, что условия, в которых я живу, не слишком приспособлены ни к моему теперешнему образу жизни, ни к образу жизни, который я должен буду вести в будущем».
Я улыбнулся и ответил: «Вижу», хотя, что он имел в виду, я в ту первую ночь даже предположить не мог.
Пожалуй, я рассказал много, может, даже слишком много, о том, как я начал тут жить. Как писатель, я не сосредотачиваюсь на мастерстве: тем не менее, интуитивно я знаю, что любое объяснение нужно продолжать только до того места, где его можно легко прекратить.
Теперь я уведомил вас, что я писатель, и довольно молодой писатель, по крайней мере, по числу прожитых мною на этой земле лет, но вы, вероятно, уже догадались, что я писатель неудавшийся, что является бесспорной истиной. Моим письменным столом был деревянный ящик с полустертой надписью на нем BON AMI[2]. Электрическая лампочка давно перегорела, и никто не позаботился ее сменить. На этом этаже склада были окна, но не в нашей части, и два ближайших окна были разбиты бурей, так что было невозможно не впускать сюда стихии, но когда присутствует человеческая стихия любви, пусть даже в таком тусклом и ограниченном месте, стихии за окном большую часть времени имеют относительно небольшое значение, и если вы не знаете, что это святая истина, то значит, вы никогда не жили с парнем вроде Чарли или с какой-нибудь другой любовью, на которую я мог бы сослаться.
Да, я забыл упомянуть, что моя предыдущая любовь, светлокожий негр, фигурист по профессии, который сам себя называл «живой негр на льду», отметил мой двадцать первый день рождения проигрывателем с пластинками Иды Кокс, Бесси Смит и Билли Холидей, своего идола, привычкам которой он следовал слишком слепо. Эта оригинальная коллекция пластинок не пополнялась, пока месяц назад владелец соседнего бара, меняя пластинки в своем музыкальном ящике, не подарил мне мою любимую, заигранную «Killing Me Softly with His Song». Этот проигрыватель — справа от кровати, а эта новая пластинка всегда на нем. Я всегда завожу ее, когда ложусь в постель, и Чарли смеется над тем, что она вызывает у меня слезы, как однажды это сделала Леди Дей
