Глава 1. Нежеланный ребенок
Мы все рождаемся невинными… Я появилась на свет в морозный январский день Русского Рождества – в древнем городеКиеве. Хотя я родилась здоровым и крупным ребенком, моими первыми картинками окружающего мира явились стены больничной палаты и решетки маленькой кроватки. Сначала я лежала в одной из Киевских больниц, а затем молодая женщина закутала меня в тёплое одеяло и повезла на железнодорожный вокзал. Молодой человек, стоящий с нами на перроне, заботливо проводил женщину в вагон – на глазах у него были слезы. В отличие от него женщина выглядела удивительно радостной, и всё время пыталась его успокоить: «Всё будет хорошо! Мы ведь её скоро заберем!» Когда она беззаботно помахала ему на прощание рукой из вагонного окна, ему показалось это таким разительным по сравнению с его собственным ощущением неминуемой потери, что у него больно сжалось сердце…
Когда поезд прибыл на платформу одного из Московских вокзалов, женщина подхватила живой сверток и отправилась в другую больницу. Там она положила меня в кроватку, опять помахала рукой и, весело напевая, исчезла в белом проёме двери. Большая неуютная палата стала моим домом в течение последующих десяти месяцев. Я думаю, мне не очень нравилось лежать вот так одной в кроватке, хотя там были и другие дети, такие же маленькие и никому ненужные. В палату попеременно заходили медсестры в белых халатах – покормить и переодеть маленьких «отказничков», но они тут же уходили, и наступала тишина, только изредка прерываемая жалобным плачем.
Я тоже поначалу плакала – иногда часами, иногда днями, но никто почему-то не приходил на мои крики. Наверно в какой-то момент я осознала всю бесполезность этого занятия, и поэтому замолчала, терпеливо ожидая следующего прихода сестер. Чаще всего меня навещала одна немолодая женщина, работающая здесь главной сестрой-хозяйкой. Она мне очень нравилась, так как она была особенно внимательна и проводила со мной много времени. Её звали Евдокией, и я всегда протягивала к ней свои маленькие ручонки, завидев её приземистую полную фигуру в проёме двери. Дело в том, что для детей двери в больнице всегда олицетворяют надежду. Когда же я научилась произносить первые слова, я стала называть эту женщину мамой. Ей это нравилось, и она не возражала.
Когда мне исполнился годик, врачи сказали Евдокии, что она больше не может держать свою внучку в больнице, и поэтому подготовили меня к выписке. У нее не было своего жилья – она всё потеряла во время войны, и теперь вот уже много летжила в небольшой комнатке при больнице. Она написала своему сыну и невестке письмо, в котором спрашивала, собираются ли они забирать своего ребенка, на что они ответили вынужденным согласием.
Я опять оказалась в поезде, совершенно не понимая, что происходит вокруг, и куда мы едем. Когда мы прибыли в Киев, всё та же молодая пара отвезла нас в большую коммунальную квартиру, которая и стала моим новым домом. Небольшая комнатка была явно перенаселена – в ней уже жили четверо взрослых и двое детей, и я никак не могла понять, кем мне приходились все эти незнакомцы. В начале 50-х годов жилья в Киеве катастрофически не хватало, и многие люди жили в подобных условиях. В квартире было еще три комнаты, в каждой из которых проживало по 6-8 человек, которые делили одну-единственную кухню, ванную комнату и туалет. Горячей воды и центрального отопления не было, и жители квартиры обычно топили печки и нагревали воду.
Мне не очень нравились все эти новые люди – мои новые мама и папа, а также мамина сестра Лена с мужем Лесиком и двумя детьми. Я всё время убегала от них и пряталась за надежную и знакомую спину Евдокии – она еще долго оставалась для меня мамой. В комнате было очень неуютно и временами даже страшно – окружающие люди пугали меня постоянными раздорами, криками и выяснением отношений. Говорят, если посадить много крыс в одну клетку, они становятся очень агрессивными и начинают друг друга грызть. Моя новая мама казалась очень далекой и безразличной, но это меня мало беспокоило – для меня она была просто тётей, спящей на соседней кровати.
Мама потеряла своих родителей очень рано –отец умер, когда ей было всего девять лет. Он был военным командиром, и когда он ехал на велосипеде в свою часть его сбил на перекрестке военный грузовик. Это был 1939-й год – в Советской стране всё еще бушевали жесточайшие репрессии, поэтому его смерть могла показаться подозрительной, но я никогда не слышала, чтобы в семье это кто-то обсуждал. Мама была самым младшим ребенком в семье, и всегда чувствовала себя в полной безопасности за спиной старшей сестры и двух братьев. После войны их мама вернулась с девочками из эвакуации в Киев и, устроившись на работу в Почтамте, получила от них небольшую комнату, а братья Феликс и Вадик остались на какое-то время в Армии, а затем демобилизовались и осели в городе Ленинграде.