Русская религиозная философия
Авторы: Александр Владимирович Мень
Жанры: Философия, Христианство
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 75 страниц. Год издания книги - 2008.
Процесс духовных поисков в начале XX столетия привел к появлению таких знаменитых литераторов и философов, как Владимир Соловьев, Николай Бердяев, о. Сергий Булгаков, Семен Франк и другие.
Эта плеяда создала движение, которое теперь принято называть русским религиозным ренессансом XX века. Весь мир сегодня знает о русской философии по этим именам. Они сознательно избрали путь восстановления нарушенных связей с церковной культурой.
Их возвращение к христианскому идеалу было не слепым, а зрячим возвращением. Они были убеждены, и не без основания, что найдут в христианстве тот источник творчества, жизни и общественного созидания, который не могли найти на путях позитивизма, механицизма и других некогда модных теорий.
Читать онлайн Русская религиозная философия
Протоиерей Александр Мень
Русская религиозная философия
Предшественники Владимира Соловьева
Скоро 90 лет, как умер великий русский философ Владимир Сергеевич Соловьев. В начале этого года я вел телерепортаж из комнаты, где он скончался. Он умер в имении князя Сергея Трубецкого, тоже замечательного философа и публициста, ректора Московского университета, близкого друга Владимира Соловьева. Сейчас эта комната превращена в бильярдную, и до этого я туда приходил украдкой, чтобы служить панихиду на месте смерти великого мыслителя. Во время репортажа мы подняли вопрос о том, чтобы эта комната была превращена в мемориальную. Вы, вероятно, знаете, что «Узкое» принадлежит Академии наук, там находится дом отдыха Академии наук, так что от этой организации зависит и решение вопроса о мемориальной комнате. Когда в 1920–е годы решался вопрос о том, кому будут ставить памятники в Москве и Ленинграде, то в списке философов было имя Соловьева, правда, потом его вычеркнули. Трудно сказать, кем был Соловьев. Он был философом, но он при этом был богословом, социологом, критиком, политиком. Универсальная личность! И в этом отношении он действительно похож на Пушкина. Как будто бы произошел какой‑то творческий взрыв в его лице.
Но как Пушкин появился не случайно, не на пустом месте, так и Соловьев имел большую предысторию. Как Пушкину предшествовали протопоп Аввакум, Сумароков, Фонвизин, Державин, Ломоносов, так и Соловьеву предшествовало развитие философских и религиозных идей в XVIII‑XIX вв. Он суммировал многое из того, что было там найдено, нащупано, что было открыто. Но поскольку об этом периоде уже написано довольно много, я буду говорить кратко.
Владимир Сергеевич Соловьев
Портрет работы И. Крамского
Владимир Соловьев положил основание оригинальной, я бы сказал, неповторимой русской религиозной философии XX в., которая включает в себя такие имена, как Сергей Булгаков, Николай Бердяев, Семен Франк, Павел Флоренский, Николай Лосский и многие–многие другие. Опять‑таки взрыв! Опять‑таки целая плеяда, огромное течение, которое было прервано бурными событиями войны и революции. Большая часть участников этого движения оказалась за рубежом. И сейчас их имена снова возвращаются к нам. Что же представляет собой русская философия, почему она до сих пор удивляет мир? Почему нам необходимо ее знать или, по крайней мере, иметь о ней какое‑то представление?
Рассмотрим три элемента: те, кто предшествовал Соловьеву, сам Соловьев и те, что из него вытекают, как из истока реки. Сегодня я остановлюсь на предшественниках Соловьева. Я должен просить у вас извинения за то, что буду краток, потому что тысячелетнюю историю мысли охватить в небольшом объеме довольно трудно.
Уже при первых шагах древнерусской киевской культуры у ее писателей, проповедников, мыслителей проявились первые попытки осмыслить сложнейшие проблемы бытия.
В XI в. митрополит Иларион ставит острейшие богословские вопросы, в частности, вопрос о законе и благодати. Это очень важный вопрос. Все религии древности так или иначе ориентировались на закон. Закон — это то, что нам понятно: это система, это структура, это запрет, это повеление. Когда мы начинаем учить детей, мы говорим им: это нельзя делать, а вот так надо делать. И поэтому закон как форма религиозной жизни неизбежен в начале развития культуры. Но наступает такой момент, когда открывается иной мир. Закон повелевает и запрещает. А в благодати открывается источник новой силы. Здесь уже нет запрета, который сажает человеческую волю на цепь или ставит ей барьер, а здесь есть имманентная, внутренняя сила, которая побуждает человека к творчеству, к добру, к красоте, к самоотвержению. Вот эта антитеза закона и благодати, которую потом так блестяще раскрыл Соловьев в своей книге «Духовные основы жизни», — над ней еще в XI в., через 70 лет после Крещения Руси, размышлял митрополит Иларион в «Слове о законе и благодати». Книгой это нельзя назвать, это «слово», небольшое эссе, по–нашему. Он пишет, что обращается не к невежественным людям, а к людям, которые понимают суть вопроса, к людям образованным. То есть у него уже тогда была серьезная аудитория, с которой он мог говорить о таких сложных вещах.
В дальнейшем русская религиозная мысль выражалась преимущественно в нравственном русле, через блестящие проповеди, образцом которых служили византийские творения, проповеди Смолятича или Кирилла Сурожского. Здесь ставились вопросы, самые важные для человеческой жизни: о том, что есть добро и что есть зло. Вопросы, которые актуальны всегда.
Вы, наверное, помните фильм Тарковского «Андрей Рублев». Перед всеми этими трагедиями русской жизни и простой крестьянин, и князь невольно должны были задумываться: каково призвание человека, где правда, а где ложь, на что ориентироваться. И когда мы думаем, что они относились слишком легко к этим вопросам, то мы заблуждаемся. Они понимали это не хуже нас, а лучше, потому что наш век, в конце концов, пришел к безумной идее (безумной в дурном смысле слова), что нравственность, этические нормы — это нечто традиционное, что люди их просто придумали, договорились: вот это хорошо, а это плохо. Но при такой релятивизации нравственности она быстро начинает разрушаться, и вдруг оказывается, что все общество стояло на этом фундаменте, и без него оно шатается, оно падает.
