* * *
Учительница Марья Ефремовна сказала, что надо устроить в классе живой уголок и каждый должен принести что-нибудь живое.
Бабушка предложила:
– Отнесите серого котенка.
Дело в том, что соседская кошка родила троих котят и перешла жить под нашу дверь. Наши соседи, по словам бабушки, опустились и перестали кормить кошку. Им некогда доглядывать даже за своим Славиком, не то что за кошкой, и Славик всю зиму ходит в ботинках на босу ногу и при этом никогда не простужается, в отличие от меня, которая не вылезает из ангин, хотя зимой за мной присматривают шесть глаз: папа, мама и бабушка.
Соседская кошка с котятами перебралась под нашу дверь, и папа выносил им еду на тарелочке. Бабушка была недовольна, потому что папа не работает, а ест и еще кормит посторонних кошек.
Папа действительно не работал. После перестройки их проектный институт развалился и все оказались на улице. Надо было крутиться, а папа крутиться не умел. Маме приходилось крутиться за двоих, и тогда в доме начались молчаливые скандалы. Это когда каждый внутри себя ругается, а вслух молчит. Но я все равно все слышала и была на стороне папы.
Кошек кормили, но не пускали в дом. Однако черный котенок прошмыгнул в квартиру и спрятался под диваном. Его пытались достать шваброй, но ничего не вышло. А вечером, когда все смотрели телевизор, он сам вылез, бесстрашно забрался к бабушке на колени и включил мурлыкающий моторчик, и от этого в доме стало спокойно и уютно.
Утром я проснулась от острой струйки воздуха, холодящей мою щеку. Я открыла глаза и увидела рядом на подушке кошачью мордочку. Наглость, конечно. Но что поделаешь... Котенок заставлял себя полюбить, и мы его полюбили. А взрослая кошка с серым котенком остались жить на лестнице, из чего я делаю вывод, что деликатность не всегда полезна.
– А вы отнесите серого котенка в живой уголок, – предложила бабушка.
– Я против, – возразил папа. – Кошки должны жить на свободе и охотиться за мышами.
– Даже кошки и те охотятся, – намекнула бабушка.
Мы с папой проигнорировали намек, оделись и пошли в цветочный магазин.
В цветочном магазине работала очень красивая продавщица с гладеньким нарисованным личиком.
– Здравствуйте, – сказал ей папа. – Нам что-нибудь для живого уголка.
– Лучше всего кактус, – посоветовала продавщица. – Самый неприхотливый цветок. Может долго обходиться без влаги.
Она поставила перед нами горшок с кактусом. Его и цветком не назовешь. Какое-то выживающее устройство, все в буграх и в иголках. Между прочим, у некрасивых девчонок – покладистый характер. Видимо, все уродливое – неприхотливо, потому что у них нет другого способа выжить.
– Можно фикус, – сказала продавщица. – Но это очень дорого. Двадцать пять тысяч рублей.
Я не хотела, чтобы папа выглядел бедным, и торопливо проговорила:
– Мне вон тот, красненький...
Горшочек был самый маленький, цветочек самый простенький, похожий на капельку огня и, наверное, самый дешевый.
– Это герань. Восемьсот рублей. – Продавщица поставила горшочек перед нами.
– Как пачка сигарет, – пошутил папа.
Ему нравилась цена и нравилась продавщица. А мне нравился цветочек. Листья были большие, замшевые, а цветочек совсем простой, в четыре лепестка. Как будто ребенок нарисовал. Или сам Господь Бог сотворил этот цветочек утром и в хорошем настроении. Проснулся и со свежей головой придумал такой цветок: ни убавить, ни прибавить.
– У меня в детстве была герань, – вспомнил папа, и его лицо приняло особое выражение. Детство – хорошее время, когда ребенка любят ни за что, просто так, и ничего от него не хотят, кроме того, чтобы он был и цвел.
– Сколько стоит герань? – царственно спросила широкая тетка в дорогой шубе. Тетка-фикус.
– Это наш. – Я сняла цветок с прилавка и прижала его к груди.
– А еще есть? – спросила тетка.
– Это последний, – сказала продавщица.
– Жалко. Герань хорошо от моли.
Мало того, что цветок оказался недорогим, он еще и последний, и полезный. Тройная удача.
Я шла по улице и не сводила с него глаз. А папа говорил:
– Смотри под ноги...
Дома я первым делом заперла котенка в ванной комнате, чтоб он не скакнул на цветок и не сломал его. Котенок не понимает, что цветок не игрушка, а живое существо с растительным сознанием. Несчастный котенок рыдал от одиночества, но я проявила жесткость, потому что малым злом (изоляция цветка) устраняла большое зло (гибель цветка).
Я поставила горшочек на подоконник, к солнцу. Потом налила в банку воды и стала поливать.
– Много нельзя, – предупредила бабушка. – Он захлебнется.
Я испугалась и даже ночью вскакивала и проверяла – жив ли мой цветок. А утром я увидела, что огонек еще ярче, листья еще бархатнее, а запах явственнее. Это был ненавязчивый, острый, как сквознячок, ни с чем не сравнимый запах. Я его вдыхала долго-долго, потом выдыхала и снова вдыхала, втягивала в себя.
– По-моему, она сошла с ума, – заключила мама.
– Ничего, – сказала бабушка, – это полезно для дыхательных путей. Розы, например, лечат насморк.
– Пусть оставит себе, раз ей так нравится, – предложила мама.
– Неправильно, – возразил папа. – Надо уметь отдавать то, что нравится самой.
