Рэй Дуглас Брэдбери
Роковая игра
Они по уши влюбились друг в друга. Утверждали это. Знали. Упивались этим. Если они не любовались друг другом, то обнимались. Если не обнимались, то целовались. Если не целовались, то являли собой болтушку из десятка яиц в постели. А сготовив этот удивительный омлет, вновь начинали смотреть друг на друга и узнавать звуки.
В общем, на их долю выпала Любовь. Напечатайте это слово большими буквами. Подчеркните. Выделите особым шрифтом. Добавьте восклицательные знаки. Устройте фейерверк. Разгоните облака. Впрысните адреналин. Подъем в три ночи. Сон в полдень.
Ее звали Бет. Его — Чарлз.
Без фамилий. Да и по именам-то они называли друг друга не часто. Каждый день они находили для своего любимого (любимой) новые имена, некоторые из них шептались только глубокой ночью, особенные, нежные, шокирующе откровенные.
А потом что-то случилось. За завтраком у Бет вырвалось едва слышно: «Хвать».
Чарлз поднял на нее глаза.
— Что?
— Хвать, — повторила она. — Игра такая. Никогда в нее не играл?
— Даже не слышал.
— А я играла в нее много лет.
— Из тех, что продаются в магазинах?
— Нет, нет. Я сама ее придумала, можно сказать, что сама, оттолкнувшись от старинной истории о приведениях или от сказки-страшилки. Хочешь поиграть?
— Это мы посмотрим, — и он вновь принялся за яичницу с ветчиной.
— Может, поиграем вечером… Она забавная, — Бет кивнула, чтобы добавить убедительности своим словам. — Обязательно поиграем. Именно сегодня. Тебе понравится.
— Мне нравится все, что мы делаем.
— Только она напугает тебя до смерти, — предупредила Бет.
— Как, ты говоришь, она называется?
— Хвать.
То был долгий и сладкий день, потом они читали чуть ли не до полуночи. Наконец он оторвался от книги и посмотрел на Бет.
— Мы ничего не забыли?
— Ты о чем?
— Хвать.
— О, ну конечно же! — она рассмеялась. — Я просто ждала, когда часы пробьют полночь.
Они и пробили. Бет сосчитала до двенадцати, счастливо вздохнула.
— Отлично. Давай потушим свет. Оставим только маленький ночничок у кровати. Вот так, — она прошлась по спальне, выключая лампы, вернулась, взбила его подушку, заставила лечь посередине большой кровати. — Оставайся здесь. Не двигайся. Просто… жди. И увидишь, что произойдет… Лады?
— Лады, — он снисходительно улыбнулся. — Поехали.
— А теперь замри, — приказала она. — Не произноси ни слова. Если понадобится, говорить буду я… Хорошо?
— Хорошо.
— Тогда начнем, — и она исчезла.
То есть медленно растаяла у изножия кровати. Сначала она позволила размякнуть костям. Потом голова и волосы последовали вниз за ставшим бумажным телом. Она как бы складывалась слой за слоем, пока за изножием не осталась пустота.
— Здорово! — воскликнул он.
— Ты же должен молчать. Ш-ш-ш-ш!
— Молчу. Ш-ш-ш.
Тишина. Прошла минута. Ни звука.
Он улыбался, замерев в ожидании.
Еще минута. Тишина. Он не знал, где она.
— Ты все еще за кроватью? — спросил он. — О, извини, — одернул он себя. — Я же должен молчать.
Пять минут. В комнате вроде бы потемнело. Он сел, взбил подушку, улыбка его заметно поблекла. Оглядел комнату, но не увидел ничего, кроме пятна света на стене, отбрасываемого горящей в ванной лампочкой. Из дальнего угла донесся звук, словно там зашебуршала мышь. Он посмотрел туда, но ничего не увидел.
Еще минута. Он откашлялся. Из ванной, буквально от самого пола, донесся какой-то шепот. Ему показалось, что теперь кто-то скребется под кроватью. Но звук этот пропал. Он сглотнул слюну, прищурился. Комнату словно подсветили свечами. Лампа в ванной, в сто пятьдесят ватт, тлела, как пятидесятиваттная. По полу словно пробежал большой паук, но он ничего не увидел. Наконец до его ушей долетел ее голос, вернее, не голос, а отраженное от стен эхо.
— Пока тебе нравится?
— Я…
— Молчи, — шепотом напомнила она.
И затихла еще на две минуты. Он начал чувствовать, как гулко бьется пульс в запястьях. Посмотрел на стену слева, справа, на потолок. И внезапно увидел белого паука, ползущего по изножию кровати. Разумеется, ее руку, изображающую паука. И тут же рука исчезла.
— Ха! — рассмеялся он.
— Ш-ш-ш! — прошептала она.
Что-то вбежало в ванную. Лампочка погасла. Тишина. Горел только ночник. У него на лбу выступила испарина. Он сидел, гадая, а зачем они все это затеяли. Когтистая рука ухватилась за дальний левый угол кровати. Шевельнулись пальцы, рука исчезла. В его груди словно стучал паровой молот.
Должно быть, прошло еще долгих пять минут. Дыхание стало затрудненным, отрывистым. Брови сошлись у переносицы, не желая возвращаться на место.
Что-то шевельнулось в стенном шкафу напротив кровати. Дверь медленно открылась под напором темноты. Нечто выскочило оттуда или еще таилось, выжидая удобного момента, определить он не мог. За дверью чернела бездна, прямо-таки глубокий космос. Силуэты висящих в шкафу пальто напоминали бестелесных людей.
Бегущие шаги в ванной.
Суетливый шелест кошачьих лапок у окна.
Он сел. Облизал губы. Хотел что-то сказать. Покачал головой. Минуло целых двадцать минут.
Слабый стон, далекий, затихнувший смешок. Вновь стон… где? В душе?
— Бет? — не выдержал он.
Нет ответа. Внезапно закапала вода в раковине, где-то открылось окно. Холодный ветер шелохнул тюлевую занавеску.
