Информация от издательства
Художественное электронное издание
18+
Ким, Н. Ю.
Родина моя, Автозавод: Рассказы / Ким Наталия Юльевна. — М.: Время, 2018. — (Самое время!)
ISBN 978-5-9691-1687-0
О дебютной книге Наталии Ким исчерпывающе емко отозвалась Дина Рубина: «Надо быть очень мужественным человеком, мужественным описателем жизни, предавая бумаге все эти истории… Она выработала свой особенный стиль: спокойно-пронзительный, дико-натуральный, цинично-романтический… Это выхватывание из вязкой глины неразличимых будней острых моментов бытия, мозаика всегда поразительной, всегда бьющей наповал, сшибающей с ног жизни, которая складывается в большую картину». Что к этому добавить? Наталия Ким — редактор и журналист, у нее трое детей и живет она уже больше сорока лет все там же, на Автозаводе. Которого, впрочем, уже нет… Зато есть книга о нем — по оценке Дины Рубиной, «яркая, сильная и беспощадно-печальная».
Тексты Наталии Ким — это одновременно и сор повседневной жизни, и растущие из него цветы высокой прозы. Невероятная книга, от которой ежестранично щемит сердце и которую вместе с тем сложно выпустить из рук, настолько все в ней честно, точно, пронзительно и узнаваемо. Ни одной лишней фразы, ни единой фальшивой ноты — сама жизнь, смешная, горькая, трогательная и нелепая, отлитая в безупречно найденные слова (Галина Юзефович, Meduza.io).
Мне кажется, Наталия Ким — абсолютно сложившийся писатель. Не понимаю, где она была раньше (Дина Рубина).
© Ким Н. Ю., 2018
© Калныньш В. Я., оформление и макет, 2018
© Якушина М., графика, 2018
© Состав, оформление, «Время», 2018
Дина Рубина
Россия Гоголя, которая ни черта не меняется
Рукопись Наталии Ким под, на мой взгляд, унылым, каким-то советским названием «Родина моя, Автозавод» я принялась читать смиренно, ибо никогда не могу отказать друзьям. Вот, подумала, еще один писательский ребенок решил пробовать себя в нашем ремесле. Открыла первый файл, стала читать… и пропала. Позвала мужа, читала вслух, что я особенно люблю делать с понравившимися мне текстами. Читала «с выражением и акцентами». Прочитала до конца всю вторую часть. Муж мой хохотал-заливался, даже всхлипывал… Потом отер слезы и сказал: «Какая печальная книга…»
А диалоги в книге Наталии Ким блестяще передают устную речь героев самого разного статуса, характера или — как говорили в «раньшее время» — особ разного разбора. Отлично выражаются у нее: цирковые, механики, бабы-соседки, старые алкаши — словом, народ. Народ говорит со страниц этой книги своим незаемным, часто нецензурным, афористично-пластичным языком, так что, читая, я аж крякала от удовольствия и зависти.
И вот я думаю: надо быть очень мужественным человеком, мужественным описателем жизни, передавая бумаге все эти истории, все эти непрезентабельные, жестокие и жалкие сценки, всех этих типов, колготящихся вокруг детства и юности героини. Да и себя-то описывать в натуральную величину не каждый сможет. А Наталия Ким смогла. Она выработала свой особенный стиль: спокойно-пронзительный, дико-натуральный, цинично-романтический. И может, поэтому такие разные рассказы так здорово выстраиваются в книгу, похожую на повесть. Просто повесть о жизни.
Еще хочется сказать о второй части книги. Было бы ошибкой назвать ее «репризами». Это не эстрада, не развлекалки. Не «сценки». Это — тоже проза, такой жанр, в нем работали и Катаев, и Олеша, и Довлатов. Да и я очень его люблю. Это выхватывание из вязкой глины неразличимых будней острых моментов бытия, мозаика всегда поразительной, всегда бьющей наповал, сшибающей с ног жизни, которая складывается в большую картину, — ее можно видеть только в конце, вот когда московская старуха говорит: мол, я Красную площадь не видала и не надо. Это — тоже книга, страшная книга, дико смешная. Это — Россия Гоголя, которая ни черта не меняется, хоть кол у нее на башке теши.
Словом, вот, с удовольствием написала пару слов в поддержку этой яркой, сильной и беспощадно-печальной книги о жизни.
Мне кажется, Наталия Ким — абсолютно сложившийся писатель. Не понимаю, где она была раньше.
Больше сорока лет я живу в Москве на Автозаводской улице недалеко от завода ЗИЛ. С самого рождения понятие родины для меня сконцентрировано в этих двух с половиной кварталах. Чем больше меняется район, тем больше отчего-то усиливается потребность вспомнить ушедших жителей этих сталинских домов, небольших зиловских коммуналок. Зачем об этом писать сейчас, когда каждый второй из настоящих пишущих мастеров с разной степенью изумительности, но с большой степенью достоверности воплотил на бумаге образы и реалии своего детства, не утомительна ли эта тенденция, поставленная на поток? Не знаю. Сама-то эти тексты читаю запоем, предпочитая любым другим жанрам. Мне есть с чем сравнить — коммуналки Остоженки, Таганки, Дорогомиловки, Павелецкой, Курской, Чертановской, где жили мои друзья, одноклассники по четырем общеобразовательным школам и одной художественной, коллеги по театру-студии и сокурсники — эти комнаты и коридоры проходят перед глазами, сплетаясь в едином мебиусном узле эпохи, но я не жила там, а только шла сквозь и мимо, жила же именно на Автозаводской, «на Автозаводе» — так скажет мой земляк. Почти всех героев уже нет на свете. И возможно, только я и помню об их существовании.