Эрд Глорин проявлял снимки, сделанные астрографом, когда его молодой помощник Коев появился в дверях лаборатории. Обычно жизнерадостное и неунывающее лицо его на этот раз было озабоченным и, пожалуй, виноватым. Глорин нехотя оторвался от дела – он не любил, когда мешали работать – и повернулся к юноше.
– Что-нибудь случилось? – мрачно осведомился он.
– Да, шеф,- смущенно ответил Коев.- Как ни жаль, но Х-реле МЗ полетело ко всем чертям. Придется менять, шеф.
– Вот и меняйте, черт подери! – взорвался Глорин.- Из-за такого пустяка нужно было отрывать меня от работы?
Он внезапно остановился на полуслове и, словно испугавшись услышать то, что должно было прозвучать, спросил:
– Что еще?..
Коев опустился в кресло, взъерошил русые волосы и только потом проронил:
– Дело в том, что запасных реле больше нет… Я проверял на складе.
Глорин, сжав зубы, выключил автомат, который проявлял снимки, и тоже сел. Дело было плохо. Ему хотелось накричать на помощника, но сдержался: ведь реле этим не восстановишь. А без проклятого Х-реле вся МЗ – метеоритная защита – была бесполезной грудой радиодеталей, сплетением проводов, и годилась разве лишь в качестве музейного экспоната для благодарных потомков. И теперь ничто не может спасти станцию от метеоритного дождя, если тому вздумается пойти. Это случалось не часто, но кто знает, может быть, уже в следующий момент… Глорин вздрогнул и бросил взгляд на Коева. Тот сидел с задумчивым видом и рассматривал свои руки.
– Когда приходит следующий «грузовик»? – нарушил тишину Глорин.
– Если не опоздает – завтра.
Глорин на минуту задумался. Послать Коева за Х-реле на соседнюю станцию или ждать прибытия грузового звездолета? До ближайшей станции – почти сутки езды на вездеходе. Не лучше ли подождать «грузовик»? Наконец, он решился.
– Вот что, Коев,- сказал он, угрюмо взглянув на собеседника,- занимайтесь своими делами. Будем надеяться, что теория вероятности не даст выпасть метеоритному дождю.
Юноша вздохнул и поднялся. В дверях обернулся:
– Послушайте, шеф,- сказал нерешительно.- Я сегодня хочу посмотреть фильмы. Может быть, вы… придете?
Это было робким покушением на независимость Глорина, и тот поморщился. Стараясь не встречаться взглядом с Коевым, пробурчал:
– Нет-нет. У меня сегодня слишком много работы…
Глорин знал, почему юноша приглашал его к экрану. Почти все фильмы на станции были о Земле – родной планете, матушке, старушке… «Интересно,- подумал Глорин,- почему эти «земные» всегда так наивны вдали от Родины?»
Взять хотя бы Коева. Год назад он прибыл на эту станцию – группу небольших домиков под прозрачным куполом среди горных цепей и кратеров небольшой планетки Рестина – на смену уходившему на отдых прежнему помощнику. Тот был молчаливым крепким стариком, исправно выполнявшим свои обязанности. Старик, делая свое дело, никогда не нарушал спокойствия Гло-рина какими-то выходками. Бывало, за несколько недель он обращался к Глорину только с теми вопросами, которые касались работы, и ни с чем другим. С ним было приятно работать – может быть, потому, что Эрд Глорин, начальник станции, был этеллитом.
Когда Эрд увидел своего нового помощника – юношу среднего роста, хорошо сложенного, с лицом бесшабашного славянина,--то понял, что его спокойствию настал конец. Так и оказалось. Коев был легкомыслен, любил поговорить на отвлеченные темы и, главное, был на тридцать лет моложе своего шефа. В первые дни он умудрился трижды пережечь все платы в вычислительной машине, свалиться во время выхода за купол в какую-то расщелину и вывихнуть ногу, а также совершить еще много мелких проступков. «И чему их там учат, на Земле, прежде чем направить сюда?!»-ужасался Глорин.
За месяц новый помощник успел приобрести кое-какой опыт и более или менее освоиться в непривычной обстановке. Зато теперь Глорин не знал, где ему спасаться от настойчивых попыток юноши завязать с ним какую-нибудь беседу. То он пытался вызвать Глорина на спор: «Как, по-вашему, шеф, сможет ли человек в конце концов освоить всю вселенную?» То начинал расспрашивать: «Скажите, шеф, а что вы делали до того, как прилетели на Рестину?» И Глорин избегал встреч с помощником, старался с головой уйти в работу, которой, кстати, было немало: их станция была астрономической и находилась как раз на периметре того огромного круга, который был уже освоен человечеством…
Два месяца назад Коев стал страдать ностальгией. Он заметно погрустнел, слонялся по станции как тень, и все у него валилось из рук. По вечерам он гонял в кают-компании фильмы о Земле, оранжерею полностью переделал в какую-то рощу, где отлеживался в свободные часы. «Земляники, к сожалению, у нас нет»,- жаловался он Глорину. Тот лишь презрительно усмехался.
Глорин любил тишину, спокойствие и совершенно равнодушно относился к Земле. Это объяснялось тем, что он был этеллитом.
В эпоху дальних межгалактических перелетов стало естественным, что дети часто рождались в корабле и порой проводили в нем долгие годы. Родившихся в космосе стали называть этеллитами. Их было немного. Как правило, детство, проведенное в отсеках корабля, среди роботов, искусственных пейзажей, а также под влиянием звезд в иллюминаторе, аварийных ситуаций, синтетической пищи, накладывало отпечаток на характер человека. Этеллиты после прибытия на Землю обычно снова просились в космос. Он был их стихией. Так поступил и Глорин. Он подал рапорт в Звездный колледж, а успешно окончив его, двадцать лет провел в межзвездных экспедициях. Потом получил назначение на Рестину, небольшую гористую планету.
