Давайте начистоту — с этим делом мог справиться лишь я. Вы удивитесь, сколько парней, будь у них выбор, не подошли бы к нему и на милю. Выбор был и у меня — по крайней мере, сначала. Пара ребят мне так и сказали: «Хорошо, что оно досталось тебе, а не мне». Однако я их просто жалел и ни о чем не беспокоился.
Кое-кто не в восторге от громких дел — слишком много вони в прессе, говорят они, слишком много дерьма летит, если на тебе остался «висяк». Но если думать о том, что будет больно, — считай, почти проиграл. Я фокусируюсь на позитиве, а тут его полно: даже те, кому якобы это неинтересно, знают: за большие свершения повышают по службе. Так что мне дайте то, о чем пишут на первых полосах, а дела о зарезанных торговцах наркотой можете оставить себе. Если не нравится шумиха, служи в участке.
Вот некоторые, к примеру, совершенно не способны работать с детьми, и тут вопросов нет, но позвольте полюбопытствовать — если вас тошнит от крови, какого черта вы приперлись расследовать убийства? Неженок с радостью примут в отделе защиты интеллектуальных прав. У меня были дети, утопленники, изнасилования с убийствами и человек, которому отстрелили голову из дробовика так, что мозги засохли на стенах. И что? Если дело закрыто, бессонница меня не мучает.
И раз уж об этом зашел разговор, давайте кое-что проясним: я, черт побери, был и остаюсь профессионалом. В отделе убийств я уже десять лет, и семь из них — с тех пор как освоился — у меня была самая высокая раскрываемость. В этом году я на втором месте, потому что нынешнему лидеру привалила серия верняков с домашним насилием, когда подозреваемый буквально сам подает себя на тарелочке с яблочным соусом. Лично мне доставались тяжелые мутные случаи — с наркоманами, без единого свидетеля, — и все равно я выдавал результат. Если бы наш старший инспектор хоть раз — хоть раз! — во мне усомнился, то мигом бы меня отстранил.
Я вот что пытаюсь сказать: все должно было пройти как по маслу. Дело попало бы в учебники — блестящий пример того, как нужно работать.
* * *
Я сразу понял, что случай серьезный. Мы все это поняли. Обычные убийства распределяются в порядке общей очереди, и только большие, сложные дела, которые кому попало не отдашь, распределяет старший инспектор.
Когда О'Келли заглянул в отдел, рявкнул: «Кеннеди, в мой кабинет!» — и исчез, мы сразу все поняли.
Я схватил пиджак, висевший на спинке стула. Сердце забилось. Давно, слишком давно мне не поручали такие дела.
— Никуда не уходи, — сказал я Ричи, своему напарнику.
— О-о, — протянул в притворном ужасе Куигли, сидевший за своим столом, и взмахнул пухлой рукой. — Неужто Снайпер вляпался в дерьмо? Я и не надеялся…
Он злился, ведь сейчас подошла его очередь и О'Келли отдал бы дело ему, если бы не знал, что тот полное ничтожество.
— Яркое, ослепительное шоу только для тебя, старина. — Я надел пиджак и поправил галстук.
— А что ты натворил?
— Трахнул твою сестру. Бумажные пакеты были при мне — на случай если стошнит.
Парни захихикали, и Куигли надул губы словно старуха.
— Не смешно.
— Что, за живое задело?
Ричи сидел с открытым ртом; его распирало от любопытства, и он был готов вскочить со стула. Я вытащил из кармана расческу и быстро провел ею по волосам.
— Так нормально?
— Жополиз, — мрачно пробормотал Куигли.
— Ага, — ответил Ричи. — Супер. А что…
— Никуда не уходи, — повторил я и пошел к О'Келли.
Второй знак: засунув руки в карманы, старший инспектор стоял за столом и раскачивался на пятках. Адреналин в нем так бурлил, что он не мог усидеть в кресле.
— А ты не торопишься.
— Прошу прощения, сэр.
О'Келли не сдвинулся с места и, цыкая зубом, в который раз перечитал отчет о вызове, лежащий на столе.
— Как продвигается дело Маллена?
Последние несколько недель я потратил на подготовку досье для государственного обвинения по запутанному делу с одним наркоторговцем — чтобы там не осталось ни щелочки, в которую мог бы проскользнуть этот ублюдок. Некоторые следователи думают так: обвинения предъявлены — работе конец. Но если кто-то из моих подопечных срывается с крючка — редко, но бывает, — для меня это личное оскорбление.
— Все готово. Ну, плюс-минус.
— Его сможет закончить кто-то другой?
— Без проблем.
О'Келли кивнул и продолжил чтение. Он любит, когда ему задают вопросы — тогда становится ясно, кто тут главный, — и, раз уж он действительно мой начальник, то я не против подыграть для пользы дела.
— Что-то новое пришло, сэр?
— Ты Брайанстаун знаешь?
— Никогда не слышал.
— Я тоже. Один из новых городков на побережье, за Балбригганом. Раньше назывался Брокен-Бей или как-то так.
— Брокен-Харбор, — сказал я. — Да, его я знаю.
— Теперь это Брайанстаун. И к вечеру о нем узнает вся страна.
— Скверное, значит, дело.
О'Келли положил руку на отчет о вызове, словно пытался его удержать.
— Муж, жена и двое детей зарезаны в собственном доме. Жену везут в больницу, чуть живую. Остальные погибли.
Мы помолчали, слушая, как расходятся по воздуху крошечные волны, созданные этим словом.
— Кто сообщил? — спросил я.
— Сестра жены. Они общаются каждый день, а сегодня утром она не смогла дозвониться. Это обеспокоило ее так сильно, что она села в машину и отправилась в Брайанстаун. Автомобиль у дверей, в доме горит свет, хоть уже день на дворе, никто не открывает. Она звонит мундирам, те вышибают дверь, и — сюрприз-сюрприз.
