Рассказы о землепроходцах
Авторы: Николай Михайлович Коняев
Жанр: Историческая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 40 страниц. Год издания книги - 1987.
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Читать онлайн Рассказы о землепроходцах
Российское могущество прирастать будет Сибирью.
М. В. Ломоносов
Легенда о Ермаке
Песня
Кажется, и Стефан Голыш слышал тогда об этом, да позабыл: мало ли по Руси ходит слухов? Позабыл, а сновa вспомнил, когда уже наяву, совсем рядом, прозвучало Ермаково имя.
И сейчас, четыре года спустя, помнил Голыш этот день, словно не четыре года прошло, а четыре дня...
По указу настоятеля ездил тогда Стефан в Пыскорский монастырь, чтобы отобрать способных для сольвычегодского храма учеников... Поехал без охоты: трудно сыскать людей, способных не только к звонкоголосому пению, но и к постижению музыкальной премудрости. Сами такие люди находятся. Но так думал Стефан, отправляясь в путь, а достигнув Камы, только дивился прозорливости настоятеля: из этой поездки и привез Голыш лучшего, может быть, своего yченикa — Ивана Лукошко.
Стефан вздохнул и покосился на октоих[1], что лежал на столе перед ним. Самовольно вписал сюда Лукошко сладкозвучные напевы служб, словно бы и слышанные уже им, Стефаном, во снах, а тут — наяву явившиеся.
Тогда же, июня в двадцать восьмой день, на память святых чудотворцев Кира и Иоанна, не знал еще наверняка Стефан, что выйдет из монашка, сидевшего рядом с ним на камском берегу. В тот день с утра крутился в Стефановой голове напев, но ускользал, едва пытался Голыш запомнить его. А монашек вел себя беспокойно, предчувствуя дальний путь. Поминутно вскакивал и вглядывался в даль реки, умильно помаргивал короткими ресничками — мешал Стефану вслушиваться в то возникающую, то исчезающую бесследно робкую и стыдливую мелодию.
И, продолжая вслушиваться в себя, думал Стефан, что, пожалуй, и зря он польстился на звонкий голос отрока: суетлив монашек, а служение музыке требует покоя, и еще, сам не замечая этого, думал Голыш и о том, отчего не отправляют ладью. 3агруженная еще с вечера, она стояла у причала, но управляющий, что поминутно выбегал из дома посмотреть на реку, кажется, и позабыл о судне. А погода-то портилась. На небо натянуло туч. Подул ветер, глухо и страшно зашумел в лесу, обступившем городок. Дождевыми сумерками затянуло речную даль...
Стефан завернулся в рогожку и задремал, продолжая вслушиваться в звучащую в нем музыку, а очнулся, когда мимо, обгоняя друг друга, бежали люди. Сгрудились на берегу, вглядываясь в хмурое пространство реки. Стефан тоже подошел к ним и начал смотреть туда, куда смотрели все, пытаясь узнать причину беспокойства. Ничего не увидел, сморгнул, и тут — темные — возникли из серой пелены дождя струги и рядом прозвучало: «Ермак».
Оглянулся Стефан на говорившего, но ужe co всех сторон неслось шепотом: «Ермак... Ермак...»
Когда cтруги причалили к берегу, на крыльце показался Семен Аникеевич Строганов. Подивился на негo Стефан: чего еще затеял, седобородый? — а мимо уже шли, громыхая оружием, казаки и страшны были их затвердевшие в битвах лица
Ермак?
Стефан глубоко вздохнул.
Значит, правильный ходил слух по Каме, есть такой... Который же он? Этот, со шрамом? Или, может быть, тот, одноглазый? Или нет... Наверное, этот, в высоком шлеме...
Шли мимо одетые, словно к бою, воины, и тусклые блики скользили по их броням и оружию... Погромыхивало оружие, а на высоком крыльце стоял Семен Аникеевич, и тускло и грозно, точно отблик на шлеме, сверкали его глаза...
И едва скрылся Семен Аникеевич с атаманами в доме, распахнулись дверки кладовых и покатились бочки с пивом: начинался казачий пир.
Только не довелось Голышу посмотреть на гуляющих казаков. Позвали на ладью, и, подталкивая оглядывающегося Лукошко, заспешил Стефан на берег. Казаков, конечно, любопытно посмотреть, только есть и свои дела, к которым ты поставлен. Их и надо справлять.
Три весны прошумело с того дня. Четвертый раз тяжелел, серея, подтаявший снег вокруг монастыря, и многое, многое было сделано за эти годы. Пел созданный Стефаном хор. Так пел, как хотел он, Стефан... Другие же ученики разбрелись по всему Северу. По азбукам, по фигникам[2], по кокизникам[3] выучил их Стефан записывать музыку, и теперь уже и сами ученики слагали сладкозвучные напевы. А в какого мастера вырос за эти годы вертлявый Иван Лукошко!
Стефан вздохнул и медленно раскрыл книгу. Чудно было вчера во время заутрени. Словнo из памяти, словно изнутри, зазвучала сладкоголосая музыка. Спросил: чье сочинение? Ответили: Лукошко... Так, значит, и свиделись с учеником.
Стефан Голыш склонился над страницей, вслушиваясь в нее. Tихo было в келье. Мерцали, потрескивая, огоньки лампад, да шуршал за стенами, осыпаясь с ветвей, снег.
Смеркалось. Самое тихое, это вечернее время любил Стефан, приурочивая к сумеркам неторопливые мысли, что совершались в нем, превращаясь в музыку. На это время суток и берег Стефан музыку ученика. Но странно путались звуки. В торжественное и строгое славословие вплетался какой-то другой, разгульный напев.
Нахмурившись, Стефан отодвинул октоих, забарабанил пальцами по столу. Отчего-то опять вспомнился хмурый день на Каме; сырой пронзительный ветер, шумящий в лесу; разорвавшие серую пелену дождя черные струги... И он смотрит на воинов, идущих к строгановскому дому, и пытается узнать, который Ермак... Отчего же снова припомнилось все это так, словно вчера было?
