Джером Клапка Джером
РАССЕЯННЫЙ ЧЕЛОВЕК
Рассказ
Jerome Klapka Jerome. «The Absent-minded Man».
Из сборника «Наброски лиловым, голубым и зеленым».
(«Sketches in Lavender, Blue and Green», 1897)
Вы приглашаете его к себе на обед в четверг, упомянув, что у вас соберутся несколько человек, которые жаждут с ним познакомиться.
— Но смотри не перепутай, — говорите вы, вспоминая случавшиеся с ним недоразумения, — не вздумай прийти в среду.
Он добродушно смеется и начинает метаться по комнате в поисках записной книжки.
— В среду мне нужно сделать несколько зарисовок платьев в Меншен-хаус, так что я никак бы не мог прийти, — говорит он. — А в пятницу я еду в Шотландию, там в субботу открывается выставка картин. Видишь, на этот раз все устраивается как нельзя лучше. Но, черт возьми, где же моя записная книжка? Впрочем, неважно, я при тебе запишу это вот тут.
Вы стоите рядом, пока он записывает ваше приглашение на листке бумаги. После того как он прикалывает его над письменным столом, вы спокойно уходите.
— Надеюсь, что сегодня он все-таки придет, — говорите вы жене в четверг вечером, переодеваясь к обеду.
— А ты уверен, что растолковал ему все как следует? — недоверчиво спрашивает она, и вы инстинктивно чувствуете, что в случае недоразумения она свалит всю вину на вас.
Бьет восемь часов. Все остальные гости в сборе. В половине девятого вашу жену таинственно вызывают из гостиной и горничная сообщает ей, что, если гости сейчас же не сядут за стол, кухарка, выражаясь образно, умывает руки.
Вернувшись в гостиную, ваша жена говорит, что если уж обедать, то лучше делать это не откладывая. Она, очевидно, недоумевает, почему вы притворялись и не сказали сразу, что забыли пригласить своего приятеля.
За супом и рыбой вы рассказываете разные анекдоты о его рассеянности. Но постепенно пустое место за столом нагоняет на всех уныние, и с появлением жаркого разговор переходит на покойных родственников.
В пятницу вечером, в четверть девятого, он подкатывает к вашему подъезду и неистово звонит. Услышав в передней его голос, вы выходите к нему.
— Виноват, запоздал! — весело восклицает он. — Дурак кэбмен повез меня на Алфред-плейс вместо…
— А зачем ты, собственно, явился? — прерываете вы его, чувствуя, что в этот момент вы не в состоянии относиться к нему с обычным добродушием. Он ваш старый друг, и вы позволяете себе говорить с ним грубо.
Он смеется и хлопает вас по плечу:
— А мой обед, дружище? Я умираю с голоду.
— В таком случае, — ворчливо отвечаете вы, — отправляйся обедать куда-нибудь в другое место. Здесь ты обеда не получишь.
— Что это значит, черт возьми! — говорит он. — Ты же сам звал меня к обеду.
— Ничего подобного, — отвечаете вы. — Я приглашал тебя на четверг, а не на пятницу.
Он недоверчиво смотрит на вас.
— Но у меня в голове засела пятница. Как это могло случиться? — настойчиво спрашивает он.
— Такая уж у тебя память, — объясняете вы, — когда речь идет о четверге, ты непременно вдолбишь себе в голову пятницу! Кстати, ты как будто должен был сегодня выехать в Эдинбург?
— Ах, боже мой! — кричит он. — Ну, конечно! — и вылетает на улицу и во все горло зовет извозчика, которого только что отпустил.
Возвращаясь к себе в кабинет, вы размышляете о том, что ему придется совершить путешествие в Шотландию во фраке, а наутро он должен будет послать швейцара гостиницы в магазин готового платья за костюмом. И вы злорадствуете.
Еще хуже оборачивается дело, когда в роли хозяина оказывается он сам. Помню, я как-то летом гостил у него. Он жил тогда в понтонном домике, стоявшем на приколе в уединенном местечке между Уоллингфордом и Дейслоком. Было около часу дня, и мы сидели на борту, болтая ногами в воде.
Вдруг из-за поворота показались две лодки, в каждой из них сидело шесть празднично одетых людей. Заметив нас, они принялись размахивать платками и зонтиками.
— Гляди-ка, — сказал я, — они ведь тебе машут.
— Нет, это такой обычай, — ответил он, не глядя. — Просто какая-нибудь компания возвращается после пикника.
Лодки приближались. Когда они были в двухстах ярдах, на носу первой из них поднялся во весь рост пожилой джентльмен и что-то закричал нам.
Услышав его голос, Мак-Куэй так подпрыгнул, что чуть не свалился в воду.
— Великий боже, — завопил он, — ведь я совершенно забыл!
— О чем ты забыл? — недоуменно спросил я.
— Да ведь это приехали Палмерсы, Грэхемы и Гендерсоны. Я пригласил их всех на завтрак, а у меня на борту ничего, кроме двух бараньих котлет и фунта картофеля! Хоть шаром покати! Да еще и юнгу я отпустил на целый день!..
В другой раз, когда я как-то завтракал с ним в клубе, к нам подошел наш общий приятель Хольярд.
— Что вы, друзья, собираетесь делать сегодня? — спросил он, подсаживаясь к нашему столику.
— Если тебе нечего делать, поедем со мной, — сказал Хольярду Мак-Куэй.
— Я собираюсь прокатиться с Линой в Ричмонд. (Лина была той юной особой, которую он в данный момент считал своей невестой. Впоследствии выяснилось, что он одновременно был помолвлен еще с двумя девушками, но о них он совсем забыл.) Ты можешь сесть сзади, места хватит.
— С удовольствием, — сказал Хольярд, и они все втроем укатили в двуколке.
