Девочка потянулась в своей кровати, и, повернувшись на другой бок, попыталась заснуть. Она плотней закуталась в одеяло, представляя себя гусеницей, сворачивающейся в кокон. Внутри должно быть тепло, и уютно. Тогда сон вернется. Такое было несколько раз. Просыпаясь, она засыпала снова, и досматривала сон. И хоть она уже и не помнила, что ей снилось, главное было погрузиться в небытие. В тот мир, где можно летать и бегать по воде, где даже страх был не такой, а какой-то густой, и обволакивающий. Как кисель, который сковывает все твои движения, и от этого становится еще страшнее. Сладкую дрему развеял навязчивый будильник. Он пищал, с раздражающей периодичностью. Мама специально положила его подальше, чтобы нельзя было с кровати дотянуться и выключить. «Ох уж эти родители!» — начала мысленно причитать Саша — «Ну почему нельзя полежать еще чуть-чуть? Всего минуточку?» Она закряхтела, как старая не смазанная дверь, и начала выползать из своего кокона. Первой, из-под одеяла показалась ступня, с длинными музыкальными пальцами, затем тоненькая лодыжка. Нога свесилась с кровати, и коснулась пола. Словно земляной червяк, до которого дотронулись чем-то, она быстро втянулась обратно под одеяло. Из кокона донеслось недовольное обреченное мычание. Сверток заворочался, и принял вертикальное положение. Верхушка раздвинулась, и как из кукурузного початка наружу выпали пшеничные волосы, а следом за ними показалось и маленькое курносое сощуренное личико. Теперь уже обе ноги ступили на пол, слегка вздрогнув от касания с ним.
— Доброе утро, Сашенька! — прокричала девчонка сама себе, и рывком сбросив одеяло, спрыгнула с кровати. Босые ножки зашлепали по полу, и понесли свою хозяйку мимо будильника к ванной комнате. Она всегда умывалась перед завтраком, чтобы не заснуть за столом. Потом чистила зубы и одевалась. На кухонном столе стояла чашка с чаем, и бутерброд с маслом. Саша взяла сахарницу, и посыпала сверху подтаявшее масло. Сахарные крупинки падали с шлепающим звуком, и прилипали к маслу. «Вкуснятина» — сказала девочка, и откусила кусочек. Потом отхлебнула чай, и затопала ножками от удовольствия. Она безошибочно могла определить, кто готовил сегодня завтрак. По первому глотку, или по тому, как масло намазано на булку. У каждого из родителей был свой неповторимый стиль, и вкус еды.
Дальше, все по распорядку: сполоснуть чашку, почистить зубы, и умыться еще раз. А вот потом наступал черед самого нелюбимого. Надеть сарафан с фартуком. В эти моменты она безумно скучала по тем временам, когда папа работал в другом месте, и утром у него хватало времени, чтобы собрать ее, а потом и отвести в школу. Она усаживалась на табуретку перед телевизором, а отец копошился в ее волосах, заплетая косички. Тогда у нее получалось даже мультики посмотреть, пока создавалась ее прическа. Все изменилось совсем недавно. Папина новая работа, установила новые правила. И чтобы Саша не утруждала себя утомительным расчесыванием, длинные, почти до середины спины кудри, укоротили. Теперь она без труда, самостоятельно завязывала один, а иногда, пребывая в игривом настроении, два хвостика. Учебный год недавно начался, и жаркое лето превращалось в тоскливую осень. Скоро листья должны сменить окраску. А потом наступит самое красивое, что бывает осенью — листопад. Когда ты идешь по парку, а вокруг, от легкого дуновения ветерка, кружась, падают листья. Их становится все меньше наверху, и все больше под ногами. А после дождя еще и запах появляется. Запах осени. Пока же, то, что на дворе осень можно было догадаться по толпам марширующих утром школьников, да по первым заморозкам, которые обещали вот-вот появиться.
Расческа погружаясь в густые волосы, двигалась сверху вниз. После нее они какое-то мгновение были ровными, но через секунду опять распушались. Сегодня Саша была серьезна, как никогда, поэтому завязала один хвостик. Накинув на плечи плащ, она собралась выходить, как вспомнила про переменочный бутерброд. Это особый вид хлеба с колбасой, завернутый в специальный пакет. Особенный он тем, что необычайно вкусный, если его есть на перемене. Присядешь на подоконник, достанешь из рюкзака, и жуешь, наблюдая, как неугомонные мальчишки бегают по коридору.
«Хорошо, что обуться не успела» — подумала школьница, и прошмыгнула к холодильнику. Секунду спустя она уже прятала прохладную добычу к себе в рюкзак. Затем обулась, проверила наличие ключей в кармане, и хлопнув дверью вышла из дома. Постояла чуть-чуть возле лифта, и вернулась за забытым рюкзаком. А пока ждала подъезжающий лифт, улыбалась, представляя себе, как пришла бы в школу без ничего. Без учебников, тетрадок, и сменки, которую она носила в том же рюкзаке.
От дома до школы путь лежал через небольшой парк, по краю которого стоял длинный пятиэтажный дом. Серый и молчаливый. Он стоял такой одинокий и грустный, что казалось, задумал что-то злодейски коварное. Даже, разноцветное белье, висящее на нескольких балконах, не добавляли ему веселости. Оно безрадостно покачивалось на ветру. Маше не нравился этот дом, но ей приходилось ходить мимо него. Можно было идти через парк, вместе с другими школьниками, но это была их с папой дорога. Они огибали парк, и шли вдоль дома, вместе считая котов, которые живут под балконами. Каждое утро было разным. И не повторялось никогда. Кроме одного момента. Неизменным был кот. Он встречал их и в снег, и в дождь. Даже в лютые морозы. Он выглядывал из подвальной отдушины. Как старуха, которая провожает тебя взглядом, когда ты проходишь мимо ее окна. Высовывал из темноты морду, с седыми усами, и смотрел как они проходят мимо. Папа назвал его «радужный кот». Но не потому, что кот был веселым и ярким. Просто было сложно сказать какого он цвета. Он был черно-бело-серо-желто-оранжевый.
