Прости, что именно я сообщаю тебе горькую новость, но ты никогда не будешь счастлив. Говоря эти слова, я не хочу причинить тебе боль. Просто я считаю, что должен быть честен с тобой, прежде чем мы начнем. Надеюсь, ты оценишь мой поступок, потому что отныне на справедливое к себе отношение можешь не рассчитывать.
Итак, повторяю: ты никогда не будешь счастлив. Я написал это черным по белому.
Выйди на улицу в самый знойный, солнечный день и негромко произнеси вслух: «Я никогда не буду счастлив». Несмотря на жару, из уст твоих вырвется облачко морозного пара. Постарайся произнести эту фразу с достоинством, как подобает мудрому человеку. «Я никогда не буду счастлив!..» Потренируйся.
Когда я думаю о тебе, мне представляется рисованная туча, нависшая над твоей головой, что-то вроде персонального ливня. Ты промок насквозь, у тебя поникший вид, и ты вечно простужен, потому что никак не удается обсохнуть. Ненастье нагоняет на тебя тоску, ты плачешь. Слезы текут ручьем, потом испаряются и собираются в новую, еще более черную тучу. Ты опять проиграл.
Твой удел — скорбь. У тебя никогда не будет девушки. Ты не станешь спасителем мира. Не найдешь истинную любовь или верного друга. Тебя ждут постоянная неудовлетворенность и лишения. У других все всегда будет иначе, интереснее… тебе же предстоит лишь тяжкий труд. Дни твои будут долгими и унылыми, ночи — одинокими и безотрадными. Твоим надеждам на лучшее не суждено сбыться. И уж точно тебе никогда не обрести душевного покоя.
Порой ты будешь падать на колени и истошно выть, обращая свою мольбу к любому, кто способен ее услышать. Однако Сущность, именуемая Богом, бессильна тебе помочь — и не поможет.
В моем воображении небеса — это огромный город из лучистого хрусталя. Там, в самом высоком сверкающем небоскребе, за дверью без ручки сидит Мэр и неустанно заключает сделки. Попасть к нему на прием невозможно, на звонки он не отвечает. Еще я вижу целый сонм прекрасных белокурых ангелов; у них нет ни ног, ни гениталий; они слетаются вместе и, захлебываясь от смеха, указывают вниз. «Бедолаги!» — хихикают они над нами. Твой вид здорово их потешит.
Скорее уж не они, а мы ответим — или не ответим — на твои молитвы. Мы будем следить за тобой и вершить твою судьбу. Не боги и не ангелы, не мертвецы — мы, мужчины и женщины, взрослые люди с тайными намерениями, вовлеченные в хитрую паутину интриг. Бывшие дети.
Мы дадим тебе самое необходимое, но откажем в исполнении желаний. Мы проследим, чтобы все пути к благополучию были отрезаны. Если вдруг, по нашему недосмотру, тебе доведется испытать чувство, похожее на счастье, насладись им на всю катушку. Выпей его досуха, потому что мы не позволим ему продлиться.
Еще раз прости. Верно говорят, жизнь несправедлива. Для тебя — особенно. Могу утешить только одним: творения, которые ты создашь, терзаясь одиночеством и болью, надолго переживут и твое отчаяние, и нашу жестокость. Пытки, которым мы тебя подвергнем, — кратковременны, твои труды — вечны.
Поэтому от имени тех, кого ты встретишь на своем пути, я заранее прошу у тебя прощения за все муки, которые мы тебе причиним. Впереди у тебя суровое время, малыш.
Считай, что тебя предупредили.
Вопреки всему твой Харлан.
Письмо, которое я написал Винсенту, когда ему было семь лет
Должно быть, я здорово набрался, раз написал такое письмо. Стояла глухая ночь, что-то около половины третьего, и, закончив писать, я немедленно провалился в сон. Наверное, мне требовалось излить обуревавшие меня эмоции, поэтому я сел и, не помня себя, выплеснул свои чувства на чистый лист, благо канцелярские принадлежности в номере имелись.
Это письмо предопределило жизнь Винсента на последующие полтора десятка лет, которые мы проработали вместе. Пятнадцать лет Винсент страдал от безответной любви, болезней, депрессии, от прочих несчастий, и почти за всеми его бедами прямо или косвенно стоял я. Инновационная компания под названием «Новый Ренессанс», специализирующаяся на индустрии развлечений, наняла меня, чтобы я доставлял Винсенту муки, а он постоянно черпал в них вдохновение и создавал шедевры.
На следующий день я заставил Винсента прочесть письмо вслух. Мы были одни: только я и он, да еще щенок, которого я потом отравил. Мы сидели в гостиной дома (позже я его сжег). Хотя ему было лишь семь, Винсент безукоризненно прочел письмо — правильно произнес все слова и не сделал ошибки даже в слове «гениталии», лишь изредка запинаясь из-за неразборчивости моего почерка.
Мне не следовало писать подобного письма. Узнай о нем мистер Липовиц, меня бы в лучшем случае уволили. Однако благодаря этому письму я всегда имел право сказать, что с самого начала объяснил Винсенту истинное положение вещей. Большинство детей не получает столь откровенной информации от взрослых. Жаль, что никто не написал мне похожего письма, когда я был ребенком.
Тем не менее я подозреваю, что мои слова не отложились в светлой головке Винсента. Закончив читать, он тут же бросил письмо на диван, купленный в комиссионном магазине, и принялся дурашливо скакать по комнате, изо всех сил стараясь меня развеселить. Он видел, что я вот-вот расплачусь, выслушав из уст ребенка жестокие слова циничного старика. Циничного старика, которому тогда было двадцать восемь.
