Баронсфорд, Шотландия
Август 1771 года
Ранним утром холодный весенний ветерок коснулся его обнаженного плеча — там, где его не прикрывало одеяло. В сонной полудреме Горец прижался животом к ее теплой спине.
Он даже не сознавал, что у него между ног пристроилась женская нога, не говоря уже о теле, которое он обнимал. Голова женщины покоилась у него на плече, а спиной она прижималась к его груди. Ее сорочка немного задралась, так что тепло ее тела приятно согревало его.
Рука Горца лежала у нее на груди, и когда он пошевелил ладонью, женщина еще теснее прижалась всем телом к нему.
Как только она пододвинулась, он погладил рукой по ее нежным…
* * *
— Гвинет Дуглас!
При одном звуке этого низкого сильного голоса Гвинет резко выпрямилась, грифель сломался, и карандаш скользнул через весь листок. Она поспешно закрыла тетрадь, но при этом движении из дневника выпали два письма, закружились в воздухе и опустились почти на самый край обрыва. Она резко вскочила с каменной скамьи, стоявшей неподалеку от отвесного склона. Сжав в одной руке свои сочинения, другой она попыталась схватить письма, прежде чем они улетят с крутого берега в бурные воды реки Твид. Одно письмо ей удалось поймать без труда, и она быстро сунула его поглубже в карман юбки. Гвинет устремилась за вторым, но едва она наклонилась, чтобы поднять его, как с ужасом обнаружила, что на листок бумаги наступил чей-то черный сапог. Она подняла глаза, увидела офицерский мундир, и сердце у нее подпрыгнуло.
— Дэвид! — вскрикнула она, но, вспомнив о том, что она уже не девочка, быстро взяла себя в руки. — То есть, я хочу сказать, капитан Пеннингтон… Как, вы вернулись в Шотландию?
— Разве я мог пропустить пресловутый матушкин день рождения? Но к чему такие формальности между старыми друзьями?
Гвинет едва не задохнулась от изумления, когда высокий офицер обхватил ее руками, поднял над землей и закружил. Гвинет зажмурилась и невольно обняла его за шею. Где-то в глубине сознания у нее мелькнула мысль, что такой поступок соседа, с которым она не виделась больше года, нельзя назвать просто дружелюбным. Когда Дэвид наконец поставил ее на землю, у нее все плыло перед глазами.
— Просто не верится! Вы стали еще выше с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Внезапно Гвинет сообразила, что Дэвид по-прежнему держит ее в своих объятиях и крепко прижимает к себе. Должно быть, он тоже об этом подумал, и Гвинет зарделась от смущения, когда он мягко снял ее руки со своей шеи; снял — но удержал их в своих руках, хотя и отступил на шаг, чтобы посмотреть на нее.
— Кажется, я и вправду немного подрос. А у тебя волосы стали еще более рыжими, чем раньше. Но я рад, что на носу у тебя все те же веснушки.
Гвинет высвободила руки и отступила, глядя в голубые глаза, столь дорогие ее сердцу. Она влюбилась в Дэвида Пеннингтона в то далекое лето, когда ей исполнилось всего девять лет и она потеряла родителей. Ее отправили к самой границе пожить в семье у дяди, лорда Кэверса, в его загородном поместье Гринбрей-Холл. Дэвид был младшим сыном ближайших соседей дяди, живших в Баронсфорде. Гвинет выросла вместе с кузиной Эммой и кузеном Дэвидом, катаясь на лошади и бегая по холмам и лесам от одного поместья к другому.
— Лучше бы вы держали свои замечания при себе, капитан, если не можете придумать ничего более приятного.
— Ты, однако, что-то уж больно тоненькая, как я погляжу, — продолжал Дэвид в том же духе. — Тебя морят голодом в Гринбрей-Холле?
— Я ем вполне достаточно, смею вас заверить.
Тут Гвинет спохватилась, что тетрадь по-прежнему валяется на земле, и быстро подняла ее. Дэвид тем временем вытащил из-под своего сапога злосчастное письмо, перепачканное в земле. Гвинет это огорчило, и она протянула руку за письмом.
— Это мое письмо, капитан.
— Послание от какого-нибудь тайного воздыхателя? — лукаво спросил Дэвид.
— Ничего подобного! — Она выхватила письмо у него из рук, сунула в тот же карман, где уже лежало первое, и сразу почувствовала себя увереннее. — Обычная записка от знакомого джентльмена. Вам это не нравится, капитан Пеннингтон?
— Мне бы ни в коей мере не понравилась попытка какого-нибудь донжуана заморочить голову неопытному ребенку.
— Ребенку? — возмутилась Гвинет, хотя на самом деле ее разбирал смех. — К вашему сведению, мне уже семнадцать и скоро исполнится восемнадцать. Вы очень давно не были в Баронсфорде и в Гринбрей-Холле, но это вовсе не означает, что жизнь остановилась на этом же месте. Люди взрослеют, капитан, да-да, взрослеют и устраивают свою жизнь.
Солнце медленно опускалось, близился закат, и Баронсфорд с его величественными стенами и башнями, отливающими золотом последних лучей, высился на холме за спиной Дэвида, который выглядел на том фоне точь-в-точь как настоящий герой из рассказов, написанных Гвинет. Такой же высокий и стройный, в темно-красном офицерском мундире с золотым шитьем, белых панталонах и черных сапогах. Его лицо было куда привлекательнее тех лиц, которые ей удавалось вызвать в своем воображении. Волосы, черные как смоль, были заплетены в длинную косичку и завязаны черной лентой. Он откровенно разглядывал Гвинет, и она почувствовала, что опять краснеет.