Лондон, январь 1772 г.
— Мы едем не в том направлении!
Вместо того чтобы повернуть на запад, к старым воротам Темпл-Бар, карета свернула на восток по оживленной Флит-стрит. Возница вовсю нахлестывал лошадей, прокладывая себе путь в гуще экипажей. Поверенный поднял к потолку трость, собираясь постучать кучеру, но Миллисент мягко коснулась его рукава, и трость замерла в воздухе.
— Кучер следует моим указаниям, сэр Оливер. Мне нужно срочно попасть на пристань. Дело не терпит отлагательств.
— На пристань? Но… ведь у вас назначена встреча, миледи, и время уже поджимает.
— Это не займет много времени.
Поверенный откинулся на подушки и облегченно вздохнул.
— Что ж, раз у нас есть свободная минутка, может быть, вы позволите задать вам пару вопросов об этой таинственной встрече, которая нам сегодня предстоит?
— Сэр Оливер, — взмолилась Миллисент. — Разве ваши вопросы не могут подождать, пока я закончу свои дела на пристани? Боюсь, сейчас я не в состоянии думать ни о чем другом.
Леди Уэнтуорт отвернулась к окну. Ее спутник примолк, хотя вопросы так и вертелись у него на языке. Экипаж уже миновал собор Святого Павла, начиная спускаться к Темзе. В воздухе ощущался тяжелый резкий запах. Когда они пересекли Фиш-стрит с ее обветшалыми сараями и заброшенными пакгаузами, поверенный все-таки не выдержал:
— Может быть, вы хотя бы поведаете мне, что у вас за дело на пристани, миледи?
— Мы едем на торги.
Оливер Берч выглянул в окно и окинул взглядом пеструю толпу рабочих, карманников и шлюх.
— Надеюсь, вы останетесь в карете, миледи, и позволите мне отдать распоряжение одному из грумов, чтобы он приобрел то, что вас интересует?
— Простите, сэр, но я должна сделать все сама.
Кучер свернул во внутренний двор какого-то полуразрушенного здания на Брукс-Уорф. Экипаж так резко накренился, что поверенный охнул, ухватившись за стенку кареты. За окном была видна внушительная толпа пришедших на аукцион — странная смесь из щегольски одетых джентльменов, оборванных лавочников и моряков. Судя по всему, торги шли полным ходом.
— Тогда хотя бы скажите мне, что вы собираетесь здесь делать, леди Уэнтуорт. — Берч первым выбрался из кареты. Несмотря на пронизывающий сырой ветер, в переулке стоял ужасающий смрад, к которому примешивался резкий речной запах.
— Об аукционе я узнала сегодня утром в «Газетт». Здесь распродают имущество покойного лекаря по имени Домби. Он вернулся с Ямайки месяц назад совершенным банкротом. — Миллисент натянула на голову капюшон и вышла из кареты, опираясь на руку поверенного. — Этот джентльмен заболел и умер. Его не успели бросить в долговую тюрьму. С тех пор прошло чуть больше недели.
Берчу пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от Миллисент, которая уверенно прокладывала себе дорогу сквозь толпу, стараясь протиснуться в первые ряды.
— И что же из имущества покойного доктора Домби вас так заинтересовало, осмелюсь спросить?
Леди Уэнтуорт ничего не ответила. Поверенный заметил, как серые глаза его клиентки нетерпеливо обшаривают выставленные на продажу личные вещи лекаря, разложенные на кое-как сколоченном помосте.
— Надеюсь, я не опоздала, — пробормотала она.
Берч замолчал, решив отложить расспросы на потом. В этот момент на пороге показался надсмотрщик. Он тащил за собой изможденную старую африканку, завернутую в ветхое одеяло, под которым не было ничего, кроме грязной рубашки. Шея, руки и ноги несчастной были скованы кандалами. Женщину грубо втолкнули в деревянную клетку, высившуюся на помосте.
Берч на мгновение зажмурился, преодолевая отвращение, которое вызвало у него это зрелище. Он считал работорговлю варварским и постыдным промыслом, настоящим бесчестьем нации.
— Гляньте-ка сюда, жентльмены. Вот эта самая рабыня была личной служанкой доктора Домби, — прокричал аукционист. — Ее одну бедный малый прихватил с собой с Ямайки. Конечно, она не больно-то красива — у нее полно морщин, — а по части прожитых лет она может поспорить с самим Мафусаилом. Но, говорят, она самая настоящая африканская королева, жентльмены, истинный крест. И к тому же очень смышленая. Так что хотя она и стоит добрых тридцать фунтов, что скажете, если мы начнем наш торг с одного фунта? — В ответ послышался громкий смех и откровенно издевательские возгласы. — Ладно, жентльмены. А как насчет десяти шиллингов? — Голос аукциониста потонул в реве толпы. — У нее хорошие зубы, ей-богу! — Грубым жестом он заставил женщину открыть рот. На потрескавшихся губах рабыни запеклась кровь. — Десять шиллингов! Кто даст десять шиллингов? Есть такие?
— Да что ты в ней нашел, черт побери? — раздался чей-то крик.
— Пять, жентльмены. Кто готов предложить пять шиллингов?
— Твоя рабыня никуда не годится! Пустой хлам! Да будь мы в Порт-Ройале, ее бы оставили подыхать на пристани.
Берч бросил взволнованный взгляд на Миллисент и заметил, как ее лицо исказилось от боли. На ресницах леди Уэнтуорт блестели слезы.
— Здесь неподходящее место для вас, миледи, — прошептал он. — Ни к чему вам видеть все это. То, за чем вы приехали, должно быть, уже ушло с молотка.
— В объявлении говорится, что она была отличной африканской девкой. — Какой-то мужчина средних лет, по виду мелкий служащий или торговец, скорчил насмешливую гримасу и швырнул в рабыню смятой газетой. — Но теперь-то она слишком стара и вряд ли сгодится для…
