Авторы: Тим Волков, Юрий Мори, Алексей Доронин, Дмитрий Манасыпов, Константин Бенев, Сергей Коротков, Игорь Соловьев, Олег Бондарев, Светлана Багдерина, Сергей Алексеев, Сергей Кулагин, Иван Русских
© Волков Тим, 2019
© Мори Юрий, 2019
© Доронин Алексей, 2019
© Манасыпов Дмитрий, 2019
© Бенев Константин, 2019
© Коротков Сергей, 2019
© Соловьев Игорь, 2019
© Бондарев Олег, 2019
© Багдерина Светлана, 2019
© Алексеев Сергей, 2019
© Кулагин Сергей, 2019
© Русских Иван, 2019
ISBN 978-5-0050-9709-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Это не совсем обычный сборник рассказов. В его составлении не принимали участие редакторы издательств и вышел он только благодаря отзывчивости авторов и их вере в общее дело, ведь ничего, кроме голого энтузиазма, у меня не было. Я бы хотел выразить всем признательность за безвозмездное предоставление своих работ, терпение и оперативность.
Отдельное огромное спасибо: Юрию Мори – за неоценимую помощь и поддержку при работе над этим сборником и Игорю Соловьеву – за прекрасную обложку, которую он сделал для «Пятого всадника».
Так что же это за сборник?
Чума. Война. Голод и Смерть. Из-под копыт четырёх всадников Апокалипсиса летят горящая земля, капли крови и оплавленный бетон. Но есть и Пятый всадник. Имя ему – Страх. Он правит всем, он заставит вас смотреть в разбитое окно и видеть ржавые остовы машин, скелеты людей на месте мирного города. Видеть чёрную пустоту. Видеть тени былого.
Известные авторы направляют в этот мрак тонкие лучи – и каждый покажет своё. Нет больше неба. Нет мира. Нет жизни. Конец света бывает разным. Для кого-то – это ядерные «грибы», распустившиеся на горизонте и гибель всего человечества в бушующем пламени, а для кого-то – смерть единственного близкого человека; кому-то покажется адом громовой цокот копыт предвестников Апокалипсиса, а для кого-то и тишина громче и невыносимее всякого крика. Конец света бывает разным, но итог – один. Рискнешь ли ты взглянуть на открывшиеся картины ужаса? Если да, то нам по пути.
Тим Волков,
декабрь 2019 года
Зимой это началось, под Новый год. Числа двадцать седьмого декабря, если не ошибаюсь. Отец пропал, назавтра хотели идти искать с соседями, но не успели, а на следующий день и…
Не рассвело. Вообще никак. Зимой и так день поздно начинается, никто часов до девяти утра внимания не обращал – стоит над деревней хмарь, да и ладно. Фонари кое-где горят, из окон домов тоже свет есть, люди и вышли на улицу. Кому за продуктами, кто просто воздухом морозным подышать – если старики совсем, а по дому дел нет. Скотину-то кто помоложе покормит, и корову подоит, у многих в семье найдутся рабочие руки.
Вот и дед Антон, сосед, выглянул. Это я сам видел, никаких выдумок.
– Чего, малой, батя твой не вернулся?
А я как раз во двор выскочил, свиньям еду тащил от матери. Вонючее оно, свиное хлёбово, зато мясо потом вкусное, не то что колбаса городская.
– Не-е, не приходил, – мотнул я головой. – Искать надо идти.
– Да чего искать… Замерз, поди, в лесу-то. Теперь только тело найдешь, если волки не задрали. А задрали – так, у-у-у! И косточек не сыщешь.
Дед затянулся вонючей самокруткой – даже до меня дым дотянуло – и закашлялся, заперхал, сплевывая желтым на снег. Под ногами Шарик крутился, гавкнет – и в сторону, пока старик валенком не пнул. Мне через редкий забор хорошо видно было, хоть и полутьма эта стояла.
Я замер, а ответить нечего. Прав, небось. И про волков прав…
А потом и началось – дед самокрутку выронил, сам согнулся, словно кашель скрутил, но молчит. Рядом с ним воздух сгустился клубами дыма, да только не дым это был. Это Они появились, я уж потом только и понял. Туман не туман, просто фигура на крыльце аккурат за дедовой спиной возникла. Высокая, куда выше соседа, на голову, наверное, а ведь и сам Антон немаленький был. Стала и стоит, а дед согнулся, я думал, скоро пальцами до снега дотянется. И молчит. Нет бы хрипел, на помощь звал – так и этого не было. Потом разогнулся резко, аж кости скрипнули на весь двор, а фигура эта его сзади схватила, словно бы обняла.
Из деда Антона будто воздух весь выходить начал.
Со свистом, ей-богу, как из мячика футбольного, если сжать. На лице кожа разом натянулась, глаза прикрыты, волосенки его редкие на голове дыбом встали. Я так и стоял с кастрюлей, так и смотрел. А дед на глазах усыхать начал, сперва глаза ввалились, потом весь череп словно сжался, сплющился. Руки из тулупа торчали – так они прямо в палки превратились. И впрямь кожа да кости. Я такого даже в кино не видел.
Посерел он весь, тулуп осел на нем, как на пять размеров больше был. Дед Антон зубы оскалил, но это не улыбка, конечно, это кожа так натянулась. А потом падать начал, как оттолкнул его кто. И фигура эта сзади ровно выдохнула сыто так, блаженно. У меня батя так в конце обеда любил делать, заодно и матери сигнал – нажрался я, мол, Маша. Не подкладывай больше.
Сосед в снег упал, но легко так, как тряпки бросили. Беззвучно, хотя дед крепкий был, килограммов под девяносто при жизни.
Фигура за ним раз – и взлетела в воздух, стала большая, растянутая в стороны – на манер креста вся, – и ну кружить над двором, словно кого еще искала. Вот тут я перепугался уже насмерть, бросил к чертям эту кастрюлю свинскую и домой бегом, благо от своей двери был метрах в пяти. Если и гнались – не догнали.