Англия, 1860 год
Лорд Эдвард Роулингз, второй и единственный из здравствующих сыновей покойного герцога Роулингза, чувствовал себя глубоко несчастным.
Его удручало не то, что Йоркшир зимой был не самым приятным местом, — солнце здесь, казалось, неделями не появлялось на небе. И не то, что леди Арабелла Эшбери, супруг которой владел имением по соседству с поместьем Роулингзов, была в настоящее время слишком занята собой, чтобы обратить на него внимание.
Эдвард не смог бы внятно объяснить причину своего состояния, даже если бы захотел. Впрочем, он и не собирался ничего объяснять, так как рядом не было никого, кроме виконтессы Эшбери. Хотя виконтесса и обладала известными всей Англии достоинствами, включая белокурые волосы и изящные лодыжки, сострадание не входило в этот перечень.
— Я прикажу миссис Прейхерст заказать гусиную печенку на пятьдесят человек, — сказала леди Эшбери, делая очередную пометку в списке мелочей, о которых Эдвард должен был предупредить экономку до того, как их друзья из Лондона приедут в конце недели поохотиться в Йоркшир. — Как я поняла, в сельской местности не все интересуются гусиной печенкой. Девицы Герберт вряд ли вообще знают, что это такое.
Эдвард, развалившийся в шезлонге у камина в Золотой гостиной, безуспешно пытался сдержать зевоту. К счастью, леди Эшбери, которая не привыкла, чтобы мужчины в ее обществе зевали, этого не заметила.
— Не понимаю, зачем вообще приглашать девиц Герберт, — продолжала леди Эшбери. — Может, их отец и является управляющим твоим имением, но, Эдвард, пока от него нет никакого толку.
Эдвард потянулся из кресла, чтобы налить себе еще порцию коньяка из графина, который он поставил на столике рядом с собой. Он уже был изрядно пьян и не собирался на этом останавливаться. Одним из главных достоинств леди Эшбери было то, что такое поведение ее не смущало. А если и смущало, она никогда этого не показывала.
— И, наконец, Эдвард, — вновь подала голос леди Эшбери, — если бы не, с позволения сказать, неустанные хлопоты сэра Артура Герберта по поводу имения Роулингзов, герцогом сейчас был бы ты, а не этот несносный мальчишка, сын твоего брата.
Эдвард откинулся назад, сделал глоток коньяка и стал разглядывать потолок. Потолок в Золотой гостиной был выкрашен желтоватой краской под цвет тяжелых бархатных гардин, закрывавших окна. Он громко прокашлялся и заговорил басом, который пугал даже конюхов в поместье Роулингзов:
— Похоже, все забыли, что сын Джона является законным наследником титула и имения.
Леди Эшбери сделала вид, что не заметила угрожающего тона.
— Но ни одна живая душа не знала, где этот мальчишка, пока сэр Артур не начал свою низкую возню вокруг…
— По моей просьбе, помнишь, Арабелла?
— О, Эдвард, умоляю, только без этого покровительственного тона.
Леди Эшбери бросила перо и встала из-за письменного стола, крышка которого была инкрустирована слоновой костью. Подол ее бледно-голубого шелкового платья громко зашуршал. Она направилась в сторону кресла, в котором устроился Эдвард. Бледное лицо и очень светлые локоны виконтессы выглядели довольно мило на фоне темно-желтых гардин. Не было никакого сомнения, что именно по этой причине она всегда хотела, чтобы они располагались здесь, а не в более удобной, но не так выгодно оттенявшей ее внешность Голубой утренней комнате.
— Самым простым выходом для тебя было бы заявить герцогу, что сын Джона умер, как и его отец с матерью, и принять титул самому, — заметила Арабелла.
Эдвард насмешливо повел бровью.
— Самым простым выходом? Солгать собственному отцу, находившемуся на смертном одре? Последние десять лет он только и делал, что проклинал Джона за женитьбу на дочери приходского священника из Шотландии и твердил, что не позволит привезти в поместье Роулингзов осиротевшего мальчишку, хотя тот и является, по сути, истинным наследником титула. А потом, когда он в последнюю минуту смягчился… Честность, Арабелла! Было бы чертовски непорядочно с моей стороны хотя бы не попытаться выполнить предсмертное желание старика.
— Какое благородство! — воскликнула леди Эшбери. — Ты ведь даже ни разу не видел этого парня!
— Нет, — согласился Эдвард. Он уже прикончил четвертую порцию коньяка и налил себе пятую. — Но увижу завтра, когда Герберт привезет его. В твоей милой головке, Арабелла, никак не уместится то, что я не хочу быть герцогом. — Он улыбнулся. — В отличие от тебя и, я уверен, твоей мамочки, которая целью жизни сделала поиски для тебя мужа с титулом, я бы вполне довольствовался тем, чтобы называться просто мистером.
Леди Эшбери сердито засопела:
— И как бы ты, скажи на милость, смог позволить себе содержать все эти конюшни на доходы просто мистера, лорд Эдвард? Или дом на Парк-лейн в Лондоне? Не говоря уж об этом ветхом уродстве, которое ты называешь поместьем. Единственный мистер из всех, кого я знаю, Алистер Картрайт может себе позволить все то, что есть у тебя, и, как тебе известно, все его богатство, как и твое, получено в наследство. Нет, Эдвард, ты сын герцога и, естественно, у тебя соответствующие запросы. Тебе не повезло только в том, что ты не родился раньше своего несчастного братца Джона.