До той ночи я не замечала Лукаса: его будто не было, а потом он вдруг оказался повсюду.
Пару минут назад я слиняла с вечеринки; отмечали Хеллоуин, и веселье еще шло полным ходом. Я петляла между машинами, тесно припаркованными за общагой, где жил мой бывший парень, и печатала эсэмэску соседке по комнате. Южная ночь была теплой и полной очарования — настоящее бабье лето. Из раскрытых окон доносилась громкая музыка, к которой примешивались взрывы хохота, пьяная ругань и призывы опрокинуть еще по бокальчику.
В тот вечер мы с Эрин договорились, что я буду за рулем и, даже если весь этот гудеж мне совершенно осточертеет, обязательно дождусь ее и отвезу в целости и сохранности через весь кампус прямо к нам в общежитие. И вот теперь я эсэмэсила ей, чтобы она позвонила или написала, когда будет готова ехать. Похоже было, что ждать мне придется до утра: Эрин и ее парень Чез как следует заправились текилой, исполнили несколько брачных танцев и, взявшись за руки, рванули наверх, к нему в комнату. Я усмехнулась, представив себе, как моя подруга, поджав хвост, побежит с переднего крыльца к моему грузовичку.
Я нажала «отправить» и стала рыться в сумке в поисках ключей. Луну закрывали облака, а освещенные окна были от меня слишком далеко, и найти что-нибудь в такой кромешной темноте я могла только на ощупь. В руку воткнулось острие механического карандаша; я выругалась и топнула каблуком: наверняка поранилась до крови. Добыв наконец-то ключи, принялась сосать палец. Судя по металлическому привкусу, кожу я проколола.
— Так и знала, — проворчала я, открывая машину.
Что со мной произошло в следующие несколько секунд, я понять не успела. Только заглянула внутрь — и вдруг лежу на сиденье лицом вниз: ни пошевелиться, ни вздохнуть. Я попыталась подняться, но меня придавили.
— Тебе идет костюм чертика, Джеки, — пробормотал кто-то довольно невнятно, хотя голос показался мне знакомым.
Я хотела было сказать, чтобы меня не называли Джеки, но тут мне стало не до этого: чья-то лапа полезла мне под юбку. Моя правая рука была зажата моим же туловищем, а левой я уцепилась за сиденье, пытаясь оттолкнуться от него и высвободиться. Тогда лапа, шарившая по моему бедру, схватила меня за запястье. Я вскрикнула, потому что мне заломили руку назад и теперь ее крепко удерживала вторая лапа. А еще этот урод надавил предплечьем мне на лопатки, и я уже вообще не могла шевелиться.
— Слезь с меня, Бак, пусти! — Я попыталась произнести это как можно более грозно, но голос у меня дрожал.
Дыхание парня отдавало пивом, а пот — чем-то покрепче. Меня затошнило. Бак опять стал лапать мое бедро, навалившись на меня правым боком. Мои ноги торчали из открытой дверцы машины. Я попробовала поджать под себя колено, а он только ржал над моими жалкими потугами его стряхнуть. Когда он засунул мне руку между ногами, я закричала и попыталась вернуться в прежнее положение, но было уже поздно. Я опять принялась извиваться, а потом, поняв, что он слишком тяжелый и мне его не спихнуть, стала просить:
— Бак, перестань. Ты просто пьяный, и завтра тебе будет стыдно. О господи…
Он раздвинул мне ноги коленом, и я почувствовала, как воздух холодит мое бедро. Бак расстегнул молнию и расхохотался прямо мне в ухо. Потеряв надежду вразумить его, я запричитала:
— Нет-нет-нет-нет!..
Он навалился на меня всей тяжестью, и я не могла набрать в легкие достаточно воздуху, чтобы закричать. Рот мой был прижат к сиденью. Продолжая беспомощно барахтаться, я все еще не могла поверить, что парень, которого я знала больше года, напал на меня в моей собственной машине, да еще прямо на стоянке за общагой. Ведь до сих пор — все время, что я встречалась с Кеннеди, — он вел себя вполне нормально.
Бак начал стягивать с меня трусы, и, не переставая дергаться, я услышала, как рвется тонкая ткань.
— Боже мой, Джеки, я всегда знал, что у тебя классная задница, но теперь вижу, что ты просто супер!
Его лапа опять оказалась у меня между ногами, и на долю секунды он приподнялся. Мне хватило этого, чтобы сделать вдох и закричать. Тогда Бак отпустил запястье и прижал мою голову к сиденью лицом вниз. Теперь я молчала, с трудом дыша. В том, что мою левую руку оставили в покое, проку оказалось немного: я попыталась оттолкнуться ею от пола, но она болела и не слушалась. Я ревела в подушку, и чехол подо мной был весь мокрый от слез и слюны.
— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо! Господи… Перестань! Перестань! — Мне было противно от того, каким слабым и жалким сейчас казался мой голос.
Бак опять приподнялся: то ли передумал, то ли устраивался поудобнее — выяснять было некогда. Я вывернулась, бросилась к дальнему концу сиденья, разрывая каблуками мягкую кожу обивки, и ухватилась за ручку дверцы. Кровь ударила в голову. Нужно было быстро собраться с силами для побега или боя не на жизнь, а на смерть. И тут вдруг я увидела, что Бака нет в машине.
Сначала я не могла понять, почему он стоит за дверцей, отвернувшись от меня. Его голова резко запрокинулась: сначала один раз, потом второй. Бак изо всех сил размахивал руками, но, пока он не оступился, наскочив на мою машину, я не могла разглядеть, с кем он дерется.
