Он проснулся внезапно, как иногда бывает, когда спишь очень крепко, и тебе снятся сны, которые потом никак не вспомнить. Ему было ужасно неудобно. Он еще не открыл глаз, а свет уже казался слишком ярким, да и в лопатку упиралось нечто твердое и острое. К тому же невыносимо болела голова.
Он протянул правую руку, пытаясь найти что-нибудь привычное — простыню или стенку — и нащупал совсем другое: твердые, шершавые выступы на скользкой поверхности. Все-таки что-то знакомое — ракушки на камне. Значит, он лежал на камне. Открыв глаза, он сел.
Движение отозвалось резкой болью в голове, и его рука машинально потянулась к гладкому круглому предмету, который должен был висеть у него на шее. Но не висел.
— Они его забрали, — произнес кто-то рядом с ним. — Стукнули тебя по голове и забрали, чтобы ты не смог им воспользоваться.
Это сказала девочка лет двенадцати, с косичками и зареванным лицом, очень грязная, но одетая в дорогое платье из зеленой, затканной золотом парчи. Если бы она встала, платье бы достало ей как раз до пят. Девочка сидела с ним, опершись подбородком о колени. А у нее за спиной раскинулось ярко-синее, плоское как столешница море. И только на крошечном пятачке, где подводная скала почти достигала поверхности, играя солнечными лучами, плескались волны. Прекрасный день.
— Кто его забрал? — спросил Джеффри, хотя и не помнил, о чем идет речь.
— Они.
Не оглядываясь, она мотнула головой. Он повернулся…
Оказывается, они с девочкой сидели прямо посреди Веймутского залива на скалистом островке, которого, по идее, тут не могло быть. Над заполненным людьми берегом тянулась набережная с выстроившимися в ряд кукольными домиками, а в ее дальнем конце высился помпезный позолоченный памятник Георгу IV. Пристани, однако, не было и в помине. На ее месте торчали несколько обугленных, покосившихся свай. И толпа ничем не напоминала обычные толпы отдыхающих. Они стояли плечом к плечу, полностью одетые, и не отрываясь глядели на него. И ни одного человека в купальнике…
Увидев, что он повернулся, толпа протяжно и насмешливо загудела.
— Что это они там делают? — спросил Джеффри.
— Ждут, когда начнется прилив, и мы утонем.
— Ну а мы-то чего ждем? Еще мелко. Пошли.
— Они не выпустят тебя на берег… Но им хочется, чтобы ты попытался выйти. Они это любят. Я такое уже видела.
— А, ерунда! Пошли.
Не дожидаясь ответа, Джеффри подобрал свой балахон и ступил в воду. Над толпой пронесся довольный гул, словно замурлыкал огромный, многоголовый кот. Вода оказалась очень теплой. Лето, должно быть, выдалось на славу… но он ровным счетом ничего не помнил. Он брел к берегу. Дурацкое платье, напоминавшее то ли халат, то ли мантию, путалось в ногах. В голове мелькнула мысль: «Как бы не испортить эту дорогую ткань соленой водой. Все-таки шитая золотом…» Но мысль тут же исчезла, вытесненная привычным, обыденным ощущением мокрого песка под ногами. Пока он добирался до берега, передний ряд толпы подошел к самой кромке прибоя. Там были одни мужчины, небольшого роста и вооруженные чем-то вроде копий. Вообще, весь Веймутский залив, казалось, уменьшился в размерах.
Увидев, к какому месту пляжа он направлялся, копьеносцы, выставив копья, шагнули в воду ему навстречу. Одеты они, между прочим, были довольно своеобразно — как на иллюстрации к историческому роману. У большинства — латаные-перелатанные куртки, чулки с подвязками крест-накрест, а на некоторых и вовсе юбки из мешковины, наподобие шотландских. Джеффри остановился, не доходя пары футов до нацеленных на него копий (на вид они казались очень острыми). Тишина стояла такая, словно на берегу не было ни души.
— Ну, и что вы тут затеяли? — спросил он у стоявшего прямо перед ним мужчины. — Хватит валять дурака.
Как-то непривычно так разговаривать со взрослым человеком, но они действительно вели себя как чокнутые. Впрочем, как ни странно, ростом он ничуть не ниже их. А голос его прозвучал уверенно и решительно, и не дал петуха, как иногда случалось.
Мужчина — лысый, с медной бородой, загорелым, как у цыгана лицом и красным носом пьяницы — ничего не ответил, а шеренга копьеносцев, как по команде, сделала шаг вперед. Острие копья коснулось его груди. Поколов балахон, оно кольнуло его под сердце. Да, копья у них действительно острые. Но Джеффри даже не почувствовал боли. И не сдвинулся с места.
Радостно ухмыльнувшись, мужчина всадил копье поглубже и повернул. Вот это уже было чертовски болезненно. Забыв о своем длинном одеянии и о том, что стоит по колено в воде, Джеффри попытался отскочить, но споткнулся и плюхнулся в воду. Толпа взвыла и заулюлюкала. Джеффри поднялся на ноги, но мужчина больше не нападал. Он стоял и, улыбаясь, глядел на него. Джеффри взглянул вниз, на свою грудь, где кровь уже начала вырисовывать по золотой ткани ярко-красный узор. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются горькие слезы боли и поражения. Повернувшись, чтобы их не увидела толпа на берегу, он побрел обратно к островку посреди залива, которого там не могло быть.
Вскарабкавшись на него, Джеффри увидел, что островок этот на самом деле нечто вроде платформы, собранной из сваленных в кучу обломков бетонных плит — специальное место, чтобы топить людей. Девочка явно плакала, но теперь перестала.
