– У тебя есть дар, моя дорогая. Духам не терпится поговорить с тобой. Подойди.
Женщина протянула Маре руки. Ей вовсе не хотелось касаться скрюченных от ревматизма пальцев, сухих, с тонкой как бумага кожей в пигментных пятнах. Но прямо за Марой стояла ее мать, которая и подтолкнула ее вперед.
Мара повернула голову.
– Я не хочу, – попросила она шепотом, не осмеливаясь говорить громче.
Звон украшений эхом разнесся по маленькой комнате вслед за движением наклонившейся ближе матери. Она всегда тщательно одевалась на эти сеансы: кулоны и подвески почивших родственников, браслеты с черепами и вырезанными на них оккультными заклинаниями, а также пользовалась сильными духами для особых случаев, с очень тяжелым запахом. Мара эти духи ненавидела. Любую комнату они пропитывали насквозь, сгущаясь в воздухе, пока у нее не начинала кружиться голова и не сводило желудок.
– Будь вежливой, – ласково шепнула ей мать, щекоча дыханием ухо. – Мисс Хоровитц предложила стать твоим ментором. Это огромная честь. Возьми ее за руки.
Мара с трудом могла дышать. Ей было не по себе в тускло освещенной гостиной, с кучей старинных и загадочных предметов. Круглый столик для спиритических сеансов, накрытый некогда белой вязаной салфеткой, со стоявшей в центре единственной свечой. Полки, заставленные черепами животных, древними книгами, банками с мертвыми насекомыми, медленно тикающий метроном. Сложная роспись, явно выполненная вручную и уже порядком вытертая, покрывающая все стены, каждый сантиметр. Опущенные занавеси, неспособные заглушить рев бури за окном.
– Возьми ее за руки, – повторила Маре мать. Длинные пальцы стиснули плечи, но в этом вроде бы успокаивающем жесте читалось предупреждение.
Мара попробовала сглотнуть, но горло сдавило. Она вытянула руки. Если мисс Хоровитц и заметила, как они дрожат, то виду не подала. Руки медиума, точно богомол, выхватывающий добычу из воздуха, молниеносно вцепились в ладони Мары и сильно стиснули их.
– А теперь, моя дорогая, сконцентрируйся. – Мисс Хоровитц подобралась ближе, так, что они обе склонились над круглым столиком, и Маре оставалось только смотреть в дряблое морщинистое лицо. От пламени свечи на нем плясали глубокие тени, мраком собираясь у глаз.
– Ты унаследовала невероятные способности. Я вижу, как сила в тебе нарастает. Чтобы высвободить ее, тебе всего лишь нужно сосредоточиться. Я направлю ее в нужное русло, и посмотрим, какие духи откликнутся сегодня на наш зов.
Зарокотал гром, сотрясая ставни, и Мара вздрогнула. Мисс Хоровитц только крепче, до боли сжала пальцы девочки. Донесшийся звон украшений выдал движение, и Мара покосилась на мать. Лицо Элейн сияло в свете свечей, пока она наблюдала за дочерью.
– Попробуй, милая, – прошептала она, и в голосе женщины звучала неутолимая жажда. – Мисс Хоровитц говорит, что ты можешь быть самым сильным медиумом своего поколения. Тебе просто нужно осознать свой дар.
Новый раскат грома. Мара закрыла глаза, уже не в силах сдерживать дрожь. Она понятия не имела, на чем ей велела сосредоточиться мисс Хоровитц, и не хотела представлять духов, которые, как говорила ее мать, жили среди них. Их достаточно приходило в ее кошмары: скелетообразные, не люди и не мертвецы, они блуждали в сумраке без шанса даже на временное облегчение, гневно наблюдая за миром живых угольно-черными глазами…
– Они идут! – ликующе воскликнула мисс Хоровитц. Мара осмелилась чуть приоткрыть глаза: пожилая женщина раскачивалась из стороны в сторону, запрокинув голову так далеко, что Мара испугалась, не сломана ли у нее шея. От закатившихся налитых кровью глаз остались видны одни белки.
Бушующий за окном шторм будто удвоил усилия, и рев дождя почти заглушил хриплый, больше похожий на бульканье голос мисс Хоровитц:
– Говорите с нами, живыми! Какие сообщения вы хотите передать своим смертным сосудам?
Я не хочу этим заниматься. Не хочу больше этого видеть.
Мара попыталась высвободиться, но не могла выдернуть руки. Обернулась к матери, но Элейн смотрела только на медиума, и в каждой черточке ее лица читалось благоговейное доверие.
– Придите! – Мисс Хоровитц уже кричала, заглушая раскаты грома. – Говорите!
Стол затрясся, неровное пламя свечи затрепетало. Мара едва удержалась от вскрика. Она не знала, что плачет, но слезы мокрыми дорожками щекотали щеки.
– Придите!
Стол затрясся еще сильнее. Рот мисс Хоровитц широко раскрылся, обнажая неровные стертые зубы, выступающие из десен почти до самых корней, седые волосы выбились из пучка и рассыпались по плечам, жирные пряди обрамляли лицо, струйка слюны стекала из уголка губ.
А потом мисс Хоровитц дернулась вперед, будто кто-то невидимый ударил ее по затылку. У Мары перехватило дыхание. Веки медиума приоткрылись, руки затряслись, и она заговорила глубоким гортанным голосом, совершенно чужим:
– Остерегайся дома, что жаждет тебя, дитя. Твой дар – твое проклятие. Остерегайся дома, что тянет тебя к себе.
Последние слова ревом вторили доносящемуся снаружи грохоту бури. Сердце Мары неистово колотилось в груди, ужас парализовал ее, не давая вздохнуть. Взгляд мисс Хоровитц вновь обрел четкость, фокусируясь на Маре, и тогда страх, шок и недостаток кислорода объединились, даруя ей передышку от сеанса. Она упала в обморок.
