Жители города Кошково считали: он так называется из-за обилия кошек. Может, и не зря – их и впрямь было много. Большинство кошковчан относились к хвостатым соседям спокойно, многие и вовсе их любили, но были и те, кто считал обилие кошек предвестником беды.
Стас Мартынов от кошек не фанател, но и посланниками сил зла их не считал. Кошки и кошки, эка невидаль! Есть они или нет – Стасу было до лампочки, только бы не мешали. Отношение к остроухим мяукающим созданиям, точнее к одному из них, изменилось у него год назад, когда мама принесла от подруги, тёти Лизы, чёрный пушистый комочек и сказала:
– Познакомьтесь, это новый член нашей семьи, Виолетта.
– Скорее Чернушка, – ухмыльнулся папа.
– Чернушка – это корова, а не кошка, – не согласилась мама.
– От коровы-то куда больше пользы, – заметил папа.
– Нет, кошка лучше коровы! – внёс в обсуждение свой голос и Стас. – Она меньше, её можно на руки брать. Только, мама, почему ты зовёшь её Виолеттой?
– Когда я в первый раз увидела котят Лизиной Серафимы, они были ещё слепые и почти голенькие. Три серых и один – непонятного цвета, мне он показался фиолетовым, наверное, потому, что розовенькое тельце просвечивало сквозь чёрную шёрстку. Вот я и назвала его Виолеттой, а Лизу попросила оставить котёнка для нас, очень уж он мне понравился. Вернее, она. Это кошечка.
Кошечка подросла и стала очень красивой и совсем чёрной. Стас и папа звали её Вилкой, отчасти потому, что так проще, а ещё, пожалуй, в отместку – из всей семьи Виолетта признавала только маму. Причём мама утверждала, что кошка игнорирует папу со Стасом за дурацкое прозвище, которое они ей дали.
А вот накануне того дня, когда со Стасом случилось несчастье, Вилка повела себя странно: она так и ластилась к нему, тёрлась о его ноги, точнее об одну – правую. Но никто не придал этому особого значения, поудивлялись слегка и только. А самому Стасу в тот день вообще было не до кошки – ему наконец-то купили компьютер!
Папа обещал ещё в прошлом году, что купит ему компьютер, когда Стас будет учиться в восьмом классе, и он решил, что родители приурочат эту покупку к его четырнадцатилетию в ноябре. Вышло же ещё лучше! Так, по крайней мере, думал Стас в тот радостный вечер. Но компьютер и стал одной из причин случившейся с ним беды.
Рассуждая здраво, Стас, конечно, понимал, что виноват во всём только он один, а ещё его разболтанность и невнимательность. Но уж очень он торопился на следующий день из школы, чтобы засесть поскорей за новенький, волнующе и остро пахнущий свежим пластиком монитор. Так торопился, что тащиться до перехода показалось ему досадной и напрасной тратой времени. И даже покрутить как следует головой, когда перебегал дорогу, он не удосужился – все мысли были заняты компьютером.
Что ж, теперь ему эту голову и вовсе не повернуть: мешают боль и воткнутые повсюду трубочки, а перебегать дорогу и вообще бегать ему теперь однозначно придётся не скоро.
Самого удара Стас не почувствовал, услышал лишь визг тормозов, а в следующее мгновение мир исчез, словно его выключили. Но ещё через мгновение снова включили. Только вокруг уже не было того мира, к которому привык Стас. Там, где он очутился, был один свет – яркий-яркий и очень добрый и тёплый. Стас купался в нём, будто в море. Но очень недолго. Скоро он почувствовал, что не может пошевелиться, что ему очень больно, и он даже заплакал оттого, что не удалось остаться в той тёплой яркой доброте.
И хотя Стасу показалось, что всё случилось быстро: визг тормозов – добрый свет – боль, на самом деле, как признались ему потом папа с мамой, он провёл без сознания пять дней. А боль… с одной стороны, хорошо, что она была, ведь это означало, что он жив. Родители, не желая его волновать, не стали рассказывать Стасу, насколько тот был близок к смерти. Но однажды, когда мама и папа думали, что он спит, Стас услышал, как они шептались о том, что доктор, делавший операцию, настоящий волшебник, вернул его с того света. Стас этому вовсе не удивился, ведь он и правда побывал в каком-то другом мире, где было удивительно хорошо и тепло. Гораздо лучше, чем здесь, где у него так сильно болели голова и нога. Та самая, правая, о которую накануне трагедии тёрлась Вилка, будто хотела предупредить о грядущей беде. «А может, правда хотела?» – подумал Стас, но тут же сам себе ответил, что всё это ерунда, обычное совпадение, такого просто не бывает. «А как же добрый свет, в котором ты купался? – задал он себе новый вопрос. – Он-то ведь точно был. А это значит…» Что именно это значит, Стас додумать не успел, поскольку очень устал и заснул.
Когда он проснулся, была уже ночь. Стас снова закрыл глаза, собираясь спать дальше, но услышал вдруг, что в палате кто-то плачет. Сначала он подумал, что это мама. Стас кое-как сумел повернуть голову, но в тусклом свете фонаря из окошка смог разглядеть, что мама спит, свернувшись калачиком на раскладушке. Потом он узнал, что те пять дней, пока он купался в тёплом свете, мама не смыкала глаз. Так что теперь она спала очень крепко. И тогда Стас решил, что плач ему приснился или что это ветер так странно шумит. Но только он это подумал, как рядом опять кто-то всхлипнул. Звук был странный, очень тихий, шелестящий, будто ветер решил поиграть с листвой. Из-за гипса и воткнутых в него трубочек Стасу было не повернуться, и он тихонечко позвал:
