Призрак Императора
Авторы: Ирэн Темпл Бейли
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 4 страницы. Год издания книги - 2016.
Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…
Читать онлайн Призрак Императора
Ирэн Темпл Бейли (1869–1953) — американская писательница, автор книг «Пестрая кокарда», «Слава юности» и др., рассказов «Джуди», «Госпожа Анна», «Голубое окно», «Лебедь-трубач» и др. Ее произведения публиковались в крупных журналах, попадали в списки бестселлеров, некоторые («Желтофиоли», «Павлиньи перья», «Тетушка») экранизированы.
Уже через неделю после знакомства с Томом Рэндольфом мне стало ясно, что жизнь для него — спектакль, мир вокруг — театральные подмостки, а он сам — ведущий актер. Он разыгрывал сцены из всего: своих манер, эмоций, поступков… Он живописал нищету как яркую картину, любовь — как неземное чувство, ежедневные университетские занятия — как трагедию (или комедию, если попадался добрый преподаватель). Ел и пил под музыку; расчесывал волосы и начищал ботинки в ярком свете рампы; входил и выходил с таким театральным видом, какой мне, человеку, далекому от актерского искусства, понять было сложно.
Он был южанином благородного воспитания. Снимал шляпу и преклонял колено перед дамой. Ставил ее на пьедестал и никогда не спускал с него. Утверждал, что ни один мужчина не достоин ее, а если дама и снисходила до кого-то, то тем самым проявляла величайшую милость.
Рэндольф отнюдь не шагал в ногу со временем. В детстве зачитывался Вальтером Скоттом, а, повзрослев, по-прежнему смотрел на жизнь как на рыцарский роман.
Он приехал в наш университет почти нищим: единственным источником дохода было полуразорившееся имение его дедушки, полковника Конфедерации. Тот после войны удалился вместе с овдовевшей дочерью на свои бесполезные акры земли. Потом дочь умерла, а внук вырос в этом «царстве теней».
Полковник долгое время каким-то чудом умудрялся поддерживать традиции гостеприимства. Знаменитые гости сидели за его столом, ели традиционно запеченную утку и разогретое черепашье мясо, запивая старым добрым шерри. А если в промежутках между пирами в поместье царил голод, никто об этом не подозревал.
Наверное, именно у деда Том научился живописать бедность. Его одежда была поношенной, а ботинки потрепанными. Но держался он отнюдь не нищим. У Тома было то, чего не было у нас: он был Рэндольфом. У него были родовитая фамилия, знаменитые предки. Короче говоря, Том был истинным джентльменом.
Не думаю, что он считал джентльменами нас; по крайней мере, не в том смысле, какой вкладывают в это слово в Старом Доминионе[1]. Он предпочел наш маленький университет на Среднем Западе из-за дешевизны: финансовое положение не позволяло рассчитывать на другие варианты.
Будь Том постарше, укоренившиеся предубеждения сделали бы общение с ним невыносимым, однако в силу его молодости и обаяния мы были снисходительны. Мы ограничились тем, что прозвали Рэндольфа Вашим Высочеством. И когда Том цветисто приглашал нас в свои апартаменты, мы не могли не чувствовать себя польщенными.
Больше всего в нем пленяло гостеприимство. Это было у Тома в крови. Как только появлялись деньги, он тратил их на то, чтобы устроить праздник. Комната его выглядела захудалой: письменный стол в чернильных пятнах, кушетка, портрет Вашингтона, с полдюжины книг да кастрюля с подогревом.
Кастрюля эта играла коронную роль в его представлениях. Он варил гренки и яйца в манере, явно унаследованной от поколений эпикурейцев. Вижу как сейчас: Том сидит на краю стола, в изношенных башмаках и выцветшем плисовом пиджаке, прядь черных волос ниспадает на лоб, он затягивается длинной сигарой, воображая себя в роли феодала, хозяина целого замка, ну а нас — в роли вассалов, довольно милых и смышленых.
Вполне естественно, что свой первый любовный роман он превратил в спектакль. А когда его бросили, разыграл отчаяние как трагедию. Как только Мэдж Бэллоу заявила, что выбирает Дики Карсона, Рэндольф впал в длительную меланхолию. Он нередко заходил ко мне и садился на кушетку, подперев подбородок рукой: вылитый Гамлет, только моложе и очаровательней.
— Ну почему она предпочла Дики?
— Она лишена воображения.
— Но Дики же скотина.
— Скотина с внушительным счетом в банке.
— Мэдж неважны деньги.
— Я в этом не уверен…
— Макдональд, женщины вовсе не такие.
Он продолжал разглагольствовать, и мне становилось ясно, что в его глазах Мэдж обрела черты заблудшей Офелии. В его романтическом лексиконе было место для «слабой женщины», но не для «продажной». В конце концов, он, похоже, выбросил ее из головы. Со словами «ступай в монастырь»[2] Том сжег ее портрет и лично продемонстрировал мне пепел в серебряной коробочке.
Разумеется, были у Рэндольфа и свои кумиры, которым он порой подсознательно подражал. После одного спора товарищи прозвали его Бонапартом. Том заступался за «маленького капрала» и, защищая, сам перевоплощался в него. С надвинутыми на лоб волосами, со скрещенными руками он бросал вызов спорщикам и в тот миг был не Томом Рэндольфом, но самим Императором.
В тех дебатах Рэндольф одержал верх. Но когда он под шумные аплодисменты возвращался к нам, я — как, наверное, и другие собравшиеся, — испытали странное чувство: будто жившая в его теле душа принадлежала еще кому-то. Конечно, Том остался Томом, однако в его речах прозвучал отзвук иного голоса, навсегда затихшего на острове Святой Елены!
