Гонконг, 2003 год
Блесточка, съежившись, лежала в темноте. По спине ее обильно стекал пот, увлажнявший тыльную часть топа из люрекса и пояс короткой джинсовой юбки, задранной чуть ли не до промежности.
Она боялась даже вздохнуть, не то что двигаться. И ничего не видела. Когда глаза начало резать от размазавшейся по лицу косметики, хотела стереть ее с век, но не смогла, потому что руки были крепко связаны за спиной. Ей ничего не оставалось, как попытаться «сморгнуть» соринку. Если не считать этого, Блесточка продолжала лежать, чего-то ожидая. Возможно, некоего озарения, которое позволило бы понять, где она находится и как оказалась в этом месте. Но озарение все не приходило, и девушка прилагала максимум усилий к тому, чтобы не расплакаться. Из-за стягивавшей рот липкой ленты она едва могла дышать и опасалась, что рыдания в прямом смысле задушат.
Пленница упорно вглядывалась в темноту, и постепенно окружавшие ее предметы начали обретать форму и очертания. Как только это произошло, она опустила глаза к обнаженным босым ногам и заметила, что лежит на тощем матрасике. Когда-то его поверхность украшал орнамент в виде переплетавшихся ивовых ветвей, но теперь он был почти сплошь заляпан бурыми, с темной каймой, пятнами, плавно перетекавшими одно в другое. Справа на расстоянии пары метров располагалась дверь, через которую девушка, вероятно, сюда вошла. Возможно, ее даже внесли, но пленница ничего этого не помнила. Она повернула голову налево в попытке определить, к чему у нее привязаны руки. И невольно отшатнулась от того, что увидела. Стена за спиной оказалась завешана фотографиями женщин. Но это были плохие фотографии — даже хуже, чем порнография, висевшая в гараже у Даррена. У женщин на этих снимках были вылезшие из орбит, потускневшие глаза и разинутые рты. Потому что снимали их уже мертвых.
Детектив-инспектор Джонни Мэнн вышел из машины и словно оказался в сауне. За те полчаса, что он провел за рулем в кондиционированном салоне своего авто, утренняя прохлада уступила место жаре, подобравшей влагу с земли, и воздух стал плотным и влажным, как сырое одеяло.
Надев солнечные очки, Мэнн отбросил со лба черные волосы и посмотрел в небо. Темные глаза затопило голубизной. Небо ясное — хорошо. Но, похоже, ненадолго. Беременные дождем тучи на горизонте готовились в самое ближайшее время обрушить на город потоки воды. Типичное гонконгское лето — сорок градусов жары и почти стопроцентная влажность. Самое подходящее время куда-нибудь отсюда убраться. Но детектив не мог об этом даже мечтать. Он провел долгую бессонную ночь и находился в самом начале еще более долгого рабочего дня. Инспектор входил в состав группы быстрого реагирования, когда обнаружили труп. Гонконг, конечно, привычен к убийствам, но не к таким, как это.
Мэнн бросил взгляд на часы и обозрел парковку, на которой помимо его автомобиля стояла только одна машина — полицейская легковушка без опознавательных знаков. Детектив ощутил облечение, ибо это означало, что слоняться без дела ему не придется. Вскрытие назначили на восемь, а сейчас стрелки показывали двадцать минут восьмого. Так что чем раньше они начнут, тем быстрее освободятся. Он никак не мог привыкнуть к моргу. И не трупы вызывали у него отторжение, а запах. Там пахло, как в кабинете дантиста и мясной лавке одновременно, и этот сомнительный аромат, казалось, забил обоняние и остался в памяти чувств навечно — подобно запаху школьных обедов или тяжелому духу в помещениях, где обитают очень старые люди.
Он снял пиджак и положил на заднее сиденье машины, после чего извлек из салона портфель и, хлопнув дверцей, зашагал по гравию подъездной дорожки к входу в морг. Мэнн, будучи высоким, обладал стройной, типично английской фигурой, а также выраженными скулами и квадратной нижней челюстью. Его темные глаза были глубоко посажены и смотрели на мир с выражением грусти.
Не успел детектив прикоснуться к кнопке звонка, как дверь распахнулась, и в проеме появился молодой сотрудник морга Кин Так, лучившийся своей всегдашней, исполненной энтузиазма улыбкой. Он обрадовался, увидев Мэнна; равным образом его радовало то обстоятельство, что скоро начнется вскрытие. Эту процедуру медик с нетерпением ожидал. Одетый в грязноватый белый халат, Кин Так имел несвежий и потрепанный вид человека, напрочь лишенного радостей молодости и проводящего слишком много времени в заботах о мертвецах. В иерархии морга Кин Так занимал должность санитара низшего разряда, в обязанности которого входило возить, перекладывать с места на место и обмывать трупы. Он не мог исполнять техническую работу, то есть доставлять в лабораторию на анализ извлеченные из тела органы, укладывать их назад в полость и зашивать потом трупы. Но надеялся, что такой день когда-нибудь наступит, и постоянно практиковался в накладывании швов и вязании узелков — в свободное время или когда его никто не видел.
Мэнн вздрогнул, соприкоснувшись со стеной арктического холода, когда открыл дверь в когда-то «клинически чистую», а ныне довольно неряшливую прозекторскую. Здесь требовалось поддерживать температуру не выше минус пяти, чтобы приостановить процесс разложения в трупах, ожидавших идентификации или вскрытия. Детектив остановился в центре помещения под мигающей лампой дневного света и пару раз мигнул в унисон с ней.